Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

— Венька ты мой, Венька…

Венька, не отпуская Тамару, легонько подтолкнул ее к двери пилотской.

Когда через время послышались шаги на трапе, Тамара торопливо ткнулась губами Веньке в щеку и выскочила из пилотской в салон. Венька повременил немного и вышел за нею и чумным, непонимающим взглядом смотрел на вошедшего штурмана, как на привидение.

— Что, пророк? — сказал ему Венька насмешливо и сам не понимая, что говорит. — Все-то ты знаешь.

— Все? — переспросил штурман, теряясь от такой враждебности. — Может, и не все.

— Где командир?

— Играет, — ответил штурман. — Видимость такая же…

— Играет, — передразнил Венька. — Ну что остановился на полдороге? Закрывай двери, нечего самолет студить.

Штурман зачем-то оглянулся на трап, хлопнул дверью.

— Слушай, навигатор, — вдруг попросил Венька совсем другим голосом. — Будь раз в жизни человеком. Посиди, пока механик придет, а? Тамара, пошли! — крикнул он в салон, не дождавшись ответа штурмана. — Быстро, быстро!

Штурман наконец-то нашелся и предложил отправиться в гостиницу, ибо ждать бесполезно: туман не рассеется, и толку не будет.

— Будет, будет толк, — успокоил его Венька. — Да и нельзя нам в гостиницу: запрут на двенадцать часов отдыхать. Здесь ведь Москва, порядки строгие. Посиди, а?

Штурман кивнул, дескать, деваться мне некуда, и Венька с Тамарой ушли; они сходили в кафе, побродили по площади перед вокзалом, позаглядывали в киоски; разговаривали, смеялись.

Вылетели из Москвы в десятом часу вечера и домой вернулись в два ночи. Дед со штурманом сразу же уехали на «экспрессе», а Венька, подождав механика и Тамару, поехал с ними на такси. Жил механик ближе всех и вышел первым.

Прошло шесть лет.

Венька уже давно командир корабля; на свое тридцатилетие он женился и не говорит больше о том времени, когда люди будут жить поодиночке, каждый сам по себе. Если его спросить об этом, он ответит, что жениться и летать просто необходимо, чтобы не ушла почва из-под ног. Дед Роман на пенсии, но трудится пока что в мастерских возле самолетов, все так же молчалив, а в экипаже Веньки летает его сын. Штурман подался куда-то на Север, то ли за деньгами, то ли за другими истинами, и следы его потерялись. С Венькой остался механик, «хомяк» с пшеничными усами, как память о прежнем экипаже. Сына Деда Венька с механиком, не сговариваясь, прозвали Романом и, как сказал механик, «будут цементовать до кондиции стоящего командира». Роман, выслушивая такие угрозы, только улыбается: летает он легко, охотно, в отца молчалив, хотя молчание это несколько иное. И Венька не нарадуется на него, хотя Роман, как когда-то сам Венька, и снес три колеса. Теперь, поскольку времена изменились, выговором не обошлось: не летали они все почти месяц, а случай этот и сейчас вспоминают на разборах.

Роман и принес однажды Веньке перед вылетом синий конверт, на котором аккуратно было выведено: «Кирьянову Вениамину Павловичу».

— Какая-то женщина передала, — сказал Роман, поглядывая на командира с любопытством. — Симпатичная… Вы, говорит, летаете с Вениамином…

— Хватит, Роман, расшифровывать, — остановил его Венька, сразу догадавшись, от кого письмо. — Запрашивай запуск, читай «молитву» и начинай работать. За известие тебе два перелета, мне — один. Справедливо? — Венька повернулся к механику.

— Командир сказал — хорек, значит, хорек, — несколько уклончиво ответил механик.

А Роман хмыкнул довольный, что достались ему два взлета и две посадки, устроился поудобнее в кресле и пристегнулся ремнем.

Письмо Венька прочитал сразу после взлета. Тамара, с которой они после того так больше и не встречались, писала, что родила сына, развелась с мужем и снова вышла замуж: теперь есть еще и дочь. «Сыну пять лет, но вы вряд ли когда встретитесь, — читал Венька, — потому что мы переезжаем в другой город. А пишу тебе потому, что иногда вспоминаю и зимний день, и Шереметьево, и ожидание. Знаешь, я была счастливая. Теперь на все смотришь не так, многое в прошлом кажется смешным до грусти. Всего и не выскажешь, надеюсь, поймешь меня, а это письмо…»

Прочитав до конца, Венька задумчиво смотрел по курсу, вспоминал давно ушедшее, московский рейс… Роман переговаривался с диспетчером, набирал высоту и вскоре, пробив последний слой облаков, вырвался к солнцу. Придерживал самолет и, «проехавшись» по ровной облачности, как на лыжах по снегу, резко ушел вверх.

— Красота! — коротко определил он и весело взглянул на механика.