Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

Тут она улыбнулась и словно тоже подала мне тайный знак, что, мол, всё окей, ничего не изменилось, я твоя гарантия. Я кивнул в ответ: с такой крышей можно было не бояться стареющих дам и их козней.

Я поглядел на Радия Каранду, сделал вид, что вижу его впервые, и пожал ему руку-тиски. Алла Потёмкина испытующе посмотрела на меня, но я и глазом не моргнул, хотя рука у Радия Каранды, как и прежде, была жёсткой, словно подмётка. Должно быть, Алла Потёмкина была в курсе дела его тисков и таким нехитрым способом оценивала силу и выдержку своих мужчин-подчинённых.

— Не позднее семнадцати жду для доклада! — сказала она в следующее мгновение официальным тоном.

Лера Алексеевна и Радий Каранда неожиданно потупились, я ничего не понял, а потом сообразил: да она их обычно гнобит по-чёрному, ставит в третью позицию, однако, при мне почему-то сдержалась; они же инстинктивно приготовились к худшему, но пронесло, и чувство облегчения так явно было написано на их лицах, что меня тоже прошибло до самых пяток.

Мы поспешно вышли её кабинет, попутно я захватил верхнюю одежду, енотовую шапку и итальянскую трость, к которой уже успел привыкнуть, как к третьей ноге, придающей солидности.

Лера Плаксина самым вредным голосом сообщила, что она нас догонит, мы спустились на этаж ниже и заскочили в апартаменты Радия Каранды.

— Ну, здорово, Росс! — обернулся Радий Каранда. Обнял и похлопал меня по спину. Внутри у меня трубно отдалось, и я вспомнил о своём злополучном осколке.

— Здорово, брат-Чапай! Что за конспирация? — спросил я, не без труда освобождаясь от его медвежьих объятий.

— Не обращай внимания. Так, на всякий случай.

Радий Каранда накинул куртку и сунул в кобуру под мышку пистолет.

— А оружие?..

— На всё то же всякий случай, — объяснил Радий Каранда без капли иронии.

И я понял, что он не изменился, и что и до войны был таким же, как и сейчас, то есть просчитывал все возможные варианты, поэтому, наверное, и остался жив.

— А почему прихрамываешь?

— Ну, да, ты же не знаешь, — сказал он так, когда вспоминают недавнее прошлое. — Полгода назад, сразу на следующий день, когда тебя отвезли в Москву, я получил от снайпера пулю в лодыжку, и левая нога у меня теперь короче правой на полтора сантиметра. Списали в одночасье.

Я внимательно посмотрел на него с мыслью, на что он ещё годен и не отказался ли от своего прошлого. Некоторые так и поступали, убоявшись посттравматического синдрома; и спросил без особой надежды на удачу.

— У тебя пива нет?

— Для тебя всё, что угодно! — воскликнул он, жестом фокусника извлёк из холодильника две бутылки, мы чокнулись за встречу, и я одним махом влил в себя пол-литра жигулёвского пива, которое только и любил Радий. Сразу стало легче дышать, и мир обрёл краски. Обезвоживание на время сдало позиции.

Мы вышли из кабинета и спустились на лифте вниз. Пиво приятно бултыхалось в желудке.

— Публика здесь разная, брат, — поморщился Радий Каранда, пока мы шагали через вестибюль, полный народа. — Могут и навредить, если не сейчас, то потом обязательно припомнят. К тому же закон о наёмниках никто не отменял.

— Ах, да, да… — вспомнил я, как недавно нашего товарища с позывным Гек, по суду отдавали Украине. Но слава богу, не получилось, нашлись верные люди, сняли его с поезда в Белоруссии и спрятали где-то севере. — Так и меня могут, — сказал я подкупающим голосом.

— А тебе-то за что? — удивился Радий Каранда, который всегда намекал, что в Украине у кого-то есть привилегии — Ты воевал за свою родину.

Я почему-то подумал о «группе Вагнера», людей из которой власти преследовали за наёмничество.

— Родина у меня здесь, — сказал я, напоминая, что родился в Омске, и если бы ни отец-военный, который всю жизнь прослужил на севере, так и пустил бы корни где-нибудь в Мурманске или в его окрестностях. Стал бы капитаном дальнего плавания. Чего греха таить, в юности была у меня такая мечта. Но отца потянуло на юг, где он страстно желал завести огородик и по утрам поливать его из шланга. Из-за этой мелкой, как горох, и ничтожной, как шелуха, мечты, он потащил нас на Украину, где теперь во всю шла война. Отец у меня был абсолютно лишён племенного инстинкта.

— Хорошие у вас места, — с завистью напомнил Радий Каранда.

Он был падок на фрукты и овощи и первое время объедался помидорами и абрикосами так, что не вылезал из туалета.

— Формально, я гражданин Украины, — напомнил я, излишне тяжело опираясь на трость.