Пошла кура на базар,
Испачкала ножку.
Подошла она к кусту:
– Почисти мне ножку!
– Нет!
Ну, тогда найду козу я,
Пусть тебя объест!
Привела она козленка:
– Общипай листочки!
– Нет!
– Ну, дождешься ты, козленок,
Вот я волка позову,
Он тебя сожрет!
Привела она волчару:
– Съешь козленка, серый!
– Нет!
Подожди, волчара серый,
Мужиков я кликну,
Чтоб тебя они забили.
Привела село родное:
– Бейте, братцы, волка!
– Нет!
– Ну, дождетесь вы, лентяи,
Вот огонь я кликну,
Чтобы он спалил вас!
Тут она огонь призвала,
И сказала: Жги их!
– Ладно!
Стал огонь палить деревню,
Вусмерть братцы волка били,
Волк козленочка зарезал,
А козленок куст все гложет,
Куст ей ножку начал чистить…
– Пошла кура на базар!
Если бы эту песню сочинили сегодня, дело не кончилось бы деревней, потому что курица позвала бы город, а город – республику или государство, и вмешались бы в дело другие страны, и в конце концов дело дошло бы Объединенных Наций и их генерального секретаря.
…И призвал тут Бутрос [21]НАТО,
НАТО принялось бомбить!
– Пошла кура на базар!
Эта песенка задается вопросом: кто все-таки агрессор? Городская курочка, которая требует, чтобы ей вытерли ножку, или грубый куст, который отказывается это сделать? Миротворцы, конечно, будут утверждать, что виноват куст, но никто не сможет объяснить, почему в это противостояние встряли козленок, волк, деревня и огонь, который, как мы видим, никогда не отказывался поджечь любую страну.
В тот исторический день я проснулся на Паламах – в маленькой горной столице, к которой, как никогда ранее, обратились взоры всего мира. Воздух был таким свежим, будто он всю ночь провел на Яхорине [22]. В тот день Скупщина Республики Сербской должна была во второй раз ответить на ультиматум: да или нет. В жизни на такой вопрос мы обычно отвечаем: а если? Во всяком случае, я почувствовал себя как старый партизан Второй мировой войны, из-за которого ребята будут проваливаться на экзаменах из-за отсутствия должной информации. Не знаю, довелось ли ветеранам Второй мировой ночевать в багажниках джипа на запасных колесах, но мне удалось. Во всяком случае, я точно ощущал себя как ветеран Второй мировой, рассказывая о приключениях которого ученики будут получать тройки по истории.
В те дни весь мир настолько сосредоточился на историческом решении Скупщины о принятии или непринятии предложенных мероприятий, которые бы означали мир либо продолжение войны, что не заметил восьмой пункт обсуждаемого договора – «Проект закона о прекращении действия Закона о запрете содержания коз», и это меня весьма заинтересовало.
Об историческом решении, запечатанном в розовый конверт и отправленном в Женеву в качестве сербского ответа, будут писать многие политологи, комментаторы и эксперты в области международного права. Мне кажется, в этот конверт следовало бы вложить немножко денег – Запад понимает письма только такого содержания! Но тот, кто не обратил внимания на принятие Закона о козах, никогда не поймет существо сербского народа, который находит силы время, дерзость и чувство справедливости, чтобы заниматься козами в тот момент, когда ему на голову бросают бомбы и когда накануне Косовской битвы войско и народ Республики Сербской начинают причащаться с благословением митрополита Дабробоснийского Николая.
Рассказ о козах уходит корнями в то далекое время послевоенного возрождения и строительства, когда какой-то малограмотный гений из числа руководителей государства – многие считают, что это был недоучившийся словенский учитель Эдвард Кардель [23], а другие, как принято, все сваливают на товарища Тито (который терпеть не мог козлятину, а любил шницель по-венски) – пришел к конгениальной идее запретить в наших горных районах разведение коз как самых вредных животных на земном шаре. Конечно, это не самый исключительный случай эпохальной глупости в наших краях, как сказал мне недавно китайский дипломат господин Чай Шенг-сюан из Белграда, на родине которого совершались чудеса не меньшего масштаба.
Попивая жасминовый чай на одной прекрасной террасе, господин Чай рассказал мне, как однажды Мао Цзе-дун объявил войну четырем самым злостным врагам: мухам, комарам, клопам и воробьям. Воробьев некоторое время спустя помиловали, их неблагодарную нишу заняли мыши.
Как бы там ни было, оправдываясь тем, что козы обгладывают деревья (кто-нибудь из вас видел козу в кроне дерева?), и по этой причине наши горы стали совсем голыми, самым строгим образом было запрещено содержание этих милых животных. Наверное, это строгое решение скрывало подспудное желание стереть из памяти доказательства деревенского происхождения новоиспеченных идеологов, которые побаивались, что им в случае провала в политике придется вернуться в родные края и пасти там коз. Впрочем, в их памяти отложилась необходимость наказывать самостоятельных земляков, для которых коза всегда была хранительницей очага и помощницей, дарованной самим Господом Богом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу