Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Домой Михаэль уезжал уже утром, сияло солнце, а в нем была пустыня, и мысли его — если только рядом не сидела какая-нибудь женщина — возвращались все к одному и тому же: сам он, и каждый, кого он знает, и каждый, кого он не знает лично и все же знает, — всех их словно неведомой центробежной силой выбрасывает за пределы круга, и они живут жизнью своего второго «я», которое в них заложено. Ни один не живет в центре и только в центре своего существа, и тем самым каждый совершает предательство по отношению к себе и продает дарованное жизнью право первородства.

Тогда-то Михаэль и написал «Оксенфуртский мужской квартет» — роман, который он впоследствии назвал лучшим своим произведением. Он был раздвоен, как настоящий шизофреник. Это была осознанная шизофрения. Он говорил самому себе, что можно быть и сумасшедшим, надо только примериться к своему безумию и обратить его на пользу себе. И он продолжал вести двойную жизнь — каждый вечер второй человек в нем предавался грубым наслаждениям, каждый день он сам — в центре своего внутреннего мира — уходил в работу над новой книгой. И все длинней становилась вереница женщин, которые проходили через его квартиру.

Как-то под вечер — это было летом 1925 года — к Михаэлю пришел на чашку чаю знакомый, русский из Советской России, работавший в экспортно-импортном объединении. Он рассказал в числе прочего о том, что несколько дней тому назад совершенно случайно прошел рядом с одной женщиной всю Тауенциенштрассе, не узнавая ее, пока она не поднесла к глазам лорнет. И только по этому характерному жесту он ее узнал. Она с самой Октябрьской революции была в Москве его секретарем, а в 1920 году при его содействии бежала за границу. Втянув голову так, что плечи коснулись ушей, он бороздил воздух указательным пальцем, а хитрые мышиные глазки почти совсем закрылись, когда он сказал, что Михаэль, вне всякого сомнения, влюбится в Илону, а этот чертенок — в него. Надо только как следует организовать их встречу. Все остальное сделается само собой. Она необыкновенная женщина. Если Михаэлю угодно, он сейчас позвонит и попросит ее прийти.

Михаэль сказал себе, что встреча, которую намеренно организует кто-то третий, это не настоящая «Встреча». Он подумал: «Ты увидишь женщину, чуждую тебе, всем своим существом настолько чуждую, что между вами ничего не может быть, как бы хороша она ни была. Выбор нельзя заранее подготовить. Тебе нужна только «Встреча», здесь судьба и случай значат одно и то же». Но он был одинок, и он тосковал.

Ее черное парижское платье казалось изысканно простым. У нее были прямые, стройные ноги, а платья тогда носили короткие.

Сияя юной красотой, которой не создать никакими искусственными средствами, маленькая, крепкая и в то же время женственно-нежная, с округлым белым лицом, темными волосами с медным отливом — Илона не спеша рассматривала в лорнет стены, письменный стол, книжную полку, — словно была одна в комнате, потом уронила лорнет, висевший на золотой цепочке, и подошла к дивану. Она быстро подала руку Михаэлю, без малейшего намека на пожатие, но смотрела при этом куда-то в сторону и не сказала ни слова.

Что она не принадлежит к числу более или менее доступных женщин, с которыми ему всегда было слишком легко столковаться, это он увидел и почувствовал сразу. Без всяких усилий он отбросил второго человека в себе и вернулся в свой духовный центр.

Русский продолжал развивать организаторскую деятельность. Он простер руку вперед и поощрительно сказал:

— Правда, Илона прехорошенький чертенок?

Она поднесла лорнет к глазам, смущенно улыбаясь — к великому удивлению Михаэля, — показала чуть ли не шестьдесят четыре зуба и лишь секунду спустя, все еще улыбаясь, обронила: «Дурень». И снова сомкнулась, как кулак.

Михаэль подумал: «Она живет в своей крепости, к которой надо отыскать ключ, иначе она никогда не выйдет из крепости на луг».

Она произвела на него сильное, хотя и несколько странное впечатление, и в самых глубинах подсознания уже блеснула надежда, что теперь, быть может, его одиночеству пришел конец. Он сравнил себя с заново отстроенной и еще не обставленной квартирой, в которую надлежит войти Илоне, и невольно улыбнулся этому сравнению.

Илона была так близорука, что без лорнета не могла разглядеть даже собеседника, но, казалось, она почувствовала его улыбку, потому что поднесла лорнет к глазам и спросила: «Над чем?»

Он честно признался: «Я только что подумал, будто я — квартира без обстановки, и мне очень хочется, чтобы вы вошли сюда».