Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Он сел на скамью, подальше от оркестра. По песчаной дорожке прыгали воробьи, они прорезали воздух косыми линиями, вверх и вниз, вверх и вниз. «Они ткут жизнь», — подумал Михаэль, уже засыпая.

Живая, теплая Лиза села около него, на коленях она держала тарелочку с печеньем и темными вишнями. «Очень вкусно. Вишни с печеньем. Попробуй-ка. Вот две крупные». Она показывает ему эти вишни — их стебельки срослись. «Видишь, это «А» из вишен». Она вешает вишневое «А» себе на ухо и говорит: «Теперь можешь съесть вишни. Только не целуй меня — я мертвая».

Он нежно притрагивается к ней губами — над ухом, над вишневым «А», губы скользят по щеке, касаются ее губ. Он слышит звуки фисгармонии, гроб медленно уплывает в глубину. Фисгармония смолкает. Михаэль вскакивает в ту секунду, когда оркестр кончает играть заключительный марш.

Он застывает в отчаянии, ему кажется, что он превратился в камень и лежит на дне пропасти, крутые, высокие скалы отрезают ему путь к спасению.

Как-то раз, когда Михаэль шел по безлюдной, залитой солнцем улице, медленно и все еще наклонившись вперед, как сгорбленный калека, он увидел белокурую босоногую девочку лет шести, присевшую у водосточной трубы. Девочка взглянула на Михаэля и проводила его глазами. И горе вдруг прорвалось. Неудержимо хлынули слезы.

Впервые после смерти Лизы, девять месяцев спустя, окружающий мир в образе маленькой девочки проник ему в душу, распахнул его чувства. Казалось, что сама жизнь послала Михаэлю этого ребенка как спасительный мостик, перекинутый от него к жизни.

Он весь отдался своему горю. Это было живое, горячее страдание, к которому уже примешивалась капля легкой грусти — росток новой жизни.

Но прошло еще немало месяцев, прежде чем обыденные мелочи, из которых и складывается жизнь, завладели им, прежде чем он снова увидел, что дерево — это дерево, а лицо человека, встреченного на улице, — это человеческое лицо.

Лишь через четырнадцать месяцев после смерти Лизы он окреп настолько, что мог вернуться в свою квартиру! В поезде он думал: «Всем безутешным, которые потеряли своих любимых, можно сказать в утешение одно: время поможет и исцелит. Только время!»

Михаэль никогда больше не ходил на могилу Лизы, Лиза осталась жить в нем, как самое дорогое воспоминание.

Он нанял служанку, восемнадцатилетнюю дочку слесаря, работавшего на заводе «Сименс и Гальске». Это была милая, тихая девушка, несколько склонная к полноте, с нечистой кожей и карими, невинными глазами животного. Она бесшумно и заботливо делала все по хозяйству, пока сам он работал над окончанием социального романа; роман вышел через несколько месяцев под названием «Бюргер».

В это время марка день ото дня падала с головокружительной быстротой. Листок почтовой бумаги стоил гораздо дороже, чем тысячемарковая банкнота. У каждого нищего были полны карманы таких банкнот. Игроки захватывали на скачки по два чемодана. Один — набитый миллиардными бумажками, другой — пустой — на случай выигрыша. Знакомый Михаэля год тому назад купил новый «бенц» под вексель сроком на один год и теперь расплатился по векселю обесцененной маркой. Машина стоила ему десять пфеннигов в переводе на золотую валюту. Сберегательные книжки миллионов маленьких людей, год за годом откладывавших каждый грош, превратились в пустые бумажки. Безмерная нужда толкала многих ограбленных, отчаявшихся людей на самоубийство. Дочери когда-то богатых родителей пошли на улицу. Они стоили недорого и должны были проявлять изобретательность. Конкуренция становилась все сильней.

Когда Михаэль как-то вечером вышел из ресторана отеля «Геслер» на Кантштрассе, к нему неожиданно подошла худенькая черноволосая девушка в черном платье. Он тотчас же вспомнил, что мельком видел ее несколько лет тому назад на приеме у барона Шениса. Ее отец занимал когда-то высокий пост. Она сказала тусклым голосом: «Пойдем ко мне, мать тоже дома». Он невольно отпрянул в ужасе, потом сунул ей целую горсть миллиардных бумажек, на которые она могла купить себе хлеба в тот вечер и вряд ли смогла бы на другой день.

За свой новый роман «Бюргер» Михаэль получил от издателя десять тысяч марок в золотой валюте — на эту сумму он мог бы приобрести половину Фридрихштрассе.

Знакомый банкир предложил на эти десять тысяч марок основать вместе с Михаэлем банк.

Новая марка, стоимость которой обеспечивалась основным капиталом германской промышленности, была выпущена 15 ноября 1923 года: одна золотая марка за тысячу миллиардов инфляционных.