Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

В восемь утра он наконец услышал торопливые шаги. В зеленоватом лице Лизы не было ни кровинки. Жили только глаза, полные смертной тоски.

— Теперь я упрекаю себя. Мне следовало провести ночь возле нее.

— Скажите мне правду!

— Положение очень серьезное. Надо взять сиделку. Служанка ваша мало что понимает.

С этой минуты Михаэль не мог больше есть. Он перестал бриться, перестал одеваться. Целыми ночами бродил в халате, но, подойдя к постели, улыбался спокойно и нежно. Он неплохо играл свою роль. Целую неделю он лелеял надежду, шагая взад и вперед по своему кабинету.

Пригласили профессора. Перепуганному, полному тревоги и страха Михаэлю он показался слишком молодым. Только когда профессор после осмотра зашел в кабинет, Михаэль увидел по его безбородому, морщинистому лицу, что тот много повидал и много испытал на своем веку.

Профессор сказал несколько слов, тихих, как его лицо. Слова не прогнали страх и не убили надежду Михаэля.

Под вечер, за двадцать четыре часа до смерти, Лиза в присутствии Михаэля сказала сиделке:

— А хорошо болеть, когда за тобой так ухаживают!

Такой уж была Лиза. Навсегда сохранила она свою верность жизни, всегда умела видеть хорошее в плохом и каким-нибудь одним душевным словом умела доставить людям радость.

Михаэль опрометью бросился к себе в кабинет. Все его оцепенение как рукой сняло. Он рыдал, содрогался от рыданий. Зажимая себе рот ладонью, — чтобы она ничего не услышала, — он упал в кресло и уронил голову на руки. Утром сиделка подошла к спальне Михаэля. Она остановилась в дверях. Он испуганно вскочил: «Что такое?»

*

Сиделка казалась очень взволнованной:

— Дело плохо. Ночь прошла так хорошо! Спала спокойно. Потом, вдруг… немедленно вызовите господина доктора.

Но на лестнице уже послышались торопливые шаги.

Сестра поддерживала голову Лизы. Она пыталась успокоить Лизу и все повторяла: «Да, да», — хотя не понимала ни слова. Лиза что-то взволнованно лепетала, двигая исхудавшими руками. У нее отнялся язык.

— Удар, — сказал врач. Лизе сделали инъекцию. Михаэль стоял у постели, как человек, который еще способен стоять, хотя пуля попала ему в сердце. Все чувства вдруг онемели.

Через несколько минут она заснула. Проснулась уже спокойная. И лицо стало спокойнее. Она пыталась что-то сказать и глядела на Михаэля, как прилежная ученица на своего учителя. На ресницах ее повисли слезы.

К полудню она вновь обрела дар речи. Улыбаясь, она взволнованно пожаловалась на врача скорой помощи. «Я еще хуже от этого разболелась. Но теперь мне станет лучше». Она подробно рассказала Михаэлю все, что произошло на пункте скорой помощи.

Еще раз надежда властно овладела им. Доктор остался. Напуганная служаночка праздно сидела на кухне и оживилась только тогда, когда Михаэль велел приготовить кофе для доктора.

Запела кофейная мельница. Это была жизнь.

— Ах, доктор, она не умрет?

— Удар был очень легкий. — Доктор заговорил совсем о другом, пытаясь отвлечь Михаэля от той мысли, которая уже не покидала его.

В квартире снова все стихло. Доктор прошел к Лизе. Михаэль вырезал из серого картона рамочку, приклеил сзади подпорку и вставил в рамку фотографию Лизы. Даже на этом детском снимке видно было, как хороши карие глаза, оттененные кожей цвета слоновой кости, и как безупречная белизна кожи кажется еще ярче рядом с золотисто-карими глазами.

Михаэль провозился с рамочкой не один час. Несколько раз он подкрадывался к дверям спальни. Было тихо. Снимок стоял перед ним. На детском, мило улыбавшемся личике уже угадывалось страдание.

Вдруг он услышал возбужденные голоса и страшное хрипение. С Лизой был второй удар. Дыхание прекратилось — надолго, слишком надолго, глаза выкатились, потом ей удалось еще раз вздохнуть.

Подняв руку, она указала пальцем на Михаэля и позвала: «Иди сюда». С неожиданной силой сжала его руку. «Останься тут. Останься».

Пробил великий час, и он видел, что она понимает это.

Все длиннее становились промежутки между вздохами. Доктор поспешно сделал подряд три инъекции в ногу, он безжалостно колол ее и кричал: «Дыши! Дыши!»

И Михаэль молил:

— Дыши!

Она не дышала.

— Поражен дыхательный центр, — сказал доктор.

Она вздохнула еще раз, самый последний раз, с тяжелым хрипом. Потом наступил долгий перерыв. Она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть и только смотрела остекленевшими глазами. Дыхание означало жизнь. Лиза не могла дышать. И в последнем усилии она выпустила руку Михаэля. В самом конце человек остается совсем один.