Кристоф Хайн - Смерть Хорна. Аккомпаниатор

От моего вопроса девушка залилась румянцем. Подняв голову, она с ужасом посмотрела на меня. Почти с мольбой она выдавила из себя:

— Я же Кристина Хофберг. Меня к вам мать послала.

Девушка опять замолчала. Она все еще глядела на меня с отчаянием и надеждой. С ее по-детски округлых щек постепенно сходил румянец.

Было холодно. У меня возникло такое чувство, будто я дышу холодным туманом, который сковывал мои легкие ледяным панцирем. По булыжнику Рыночной площади старая, одетая в черное женщина тянула ручную тележку. Обитые железом колеса громко стучали. Вдруг я заметил, что девушка дрожит от холода.

— Входите, — сказал я и пошел впереди нее по коридору.

Хофберги были знакомыми моей жены. Они жили в деревушке Креч неподалеку от нашего хутора. Жена часто ездила к ним в голодные времена, чтобы купить или выменять то немного яиц, то сала. Она рассказывала мне и о девочке. Ее мать хотела послать девочку в город, и моя жена согласилась взять ее домработницей. Не знаю, почему Кристина ушла из деревни. Я смутно помню длинные рассказы жены. Кажется, брат Кристины женился и выжил ее со двора.

Когда, открыв дверь кухни, я пропустил девушку вперед, то взгляд мой упал на ее ноги, на обтянутые толстыми вязаными чулками полудетские щиколотки. Почему-то это развеселило меня. Кажется, я даже положил руку на плечо девушки и сказал жене:

— Теперь у нас будет взрослая дочь. Смотри, как бы она не вскружила головы всем здешним парням.

С той субботы Кристина жила у нас. Ей отвели комнату рядом с комнатой пятилетней Иоганны. Кристина помогала жене по хозяйству и опекала нашу маленькую дочку. Кристина прижилась у нас, и вскоре мне уже казалось, будто она всегда была в этом доме и будто она взаправду моя дочь.

По воскресеньям она уезжала навестить родителей, но постепенно эти поездки становились все более редкими, и порой ее приходилось едва ли не заставлять съездить в родную деревню. Даже на Рождество Кристина осталась с нами. Она попросила нас об этом, и я с удовольствием согласился. Ее просьба исполнила меня какой-то успокоительной гордости, которую я и сам не мог себе объяснить.

Когда Кристине исполнилось семнадцать лет, я сделал ее медсестрой в своей практике. Я позаботился о том, чтобы она регулярно, раз в неделю, ходила на курсы, где получала необходимую профессиональную подготовку. Несмотря на то что Кристина ежедневно по шесть часов работала в моей приемной, она продолжала помогать моей жене по хозяйству и в уходе за Иоганной; тут не помогали никакие мои уговоры. Напрасно я пытался объяснить ей, что после целого рабочего дня в приемной она имеет право на отдых и свободное время и что она может жить у нас без каких-либо дополнительных обязанностей. Я даже зачитывал ей соответствующие выдержки из трудового законодательства, чтобы показать, что нарушаю законы, допуская ее неоплачиваемую работу в своем хозяйстве.

Кристина каждый раз только смеялась.

— Не тратьте понапрасну сил, доктор, — весело говорила она. — Нельзя же запрещать мне делать то, что мне нравится.

— Может, у вас есть друг, Кристина? Ждет вас какой-нибудь симпатичный, добрый парень, а? — возражал я.

Я сам поразился тому, что сказал это, и, с удивлением услышав испуганные нотки в собственном голосе, даже слегка забеспокоился, что и Кристина заметила их, но она как ни в чем не бывало ответила:

— Никакого друга у меня нет, сами знаете. Я хотела бы остаться у вас навсегда, если вы меня не прогоните.

Она сказала это с такой детской серьезностью, что я понял всю глубину ее искренности. Меня устыдили ее слова, и я закрыл глаза, чтобы не выдать себя, ибо робкая улыбка, с которой она глядела, трогала и смущала меня.

— Оставьте меня одного, — попросил я и рухнул в кресло. Заслонив руками прикрытые глаза и следуя какому-то внезапному наитию, я тут же добавил с желанием обмануть ее, с надеждой провести самого себя: — Вы мне больше не нужны.

С тех пор как Кристина начала есть с нами за одним столом, я легче переносил даже нескончаемую болтовню жены. При виде Кристины я успокаивался и настроение мое улучшалось. Вспышки гнева, которые пугали не только жену с дочерью, но и меня самого (каждый раз я потом терзался, однако ничего не мог поделать с собой, когда меня снова захлестывала волна безудержного гнева), никогда не происходили, если рядом бывала Кристина. Похоже, само присутствие этой тихой доверчивой девушки излечивало меня от хандры, удерживало от проявлений дурного характера.