Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

— Рэймонд, сынок! Входи, входи! — сказала старушка, указывая на диван, и подалась в кресле вперед, чтобы турнуть своих питомцев.

— Я привел приятельницу с работы, надеюсь, это ничего? — спросил он, подходя к матери и целуя ее в щечку.

Я сделала пару шагов вперед и протянула ей руку.

— Элеанор Олифант, рада познакомиться, — она взяла в руки мою ладонь, точно так же, как до этого Самми.

— Очень приятно, голубушка, — ответила она, — я всегда рада друзьям Рэймонда. Что же ты стоишь, прошу тебя, садись. Уверена, ты не откажешься от чашечки чая. С чем ты его пьешь?

Она сделала попытку встать, и в этот момент я заметила рядом с ее креслом ходунки на колесиках.

— Сиди, мам, я сам, — сказал Рэймонд. — Давай я заварю всем чайку.

— Было бы чудесно, сынок, — сказала она, — у меня есть печенье «Уэгон Уиллз», твое любимое.

Рэймонд вышел из кухни, а я села на диван справа от его матери.

— Он хороший мальчик, мой Рэймонд, — с гордостью сказала она.

Не зная, как лучше ответить, я выбрала кивок головой.

— Значит, вы вместе работаете, да? — продолжала она. — Ты тоже чинишь компьютеры? Боже мой, в наши дни девушкам по плечу любой труд!

Она была такой же чистой и опрятной, как ее дом. Ворот ее блузки скреплялся жемчужной брошью, ее ноги облекали бордовые бархатные тапочки, отделанные овчиной и выглядевшие весьма уютно. Я предположила, что ей шел восьмой десяток. Пожимая ее руку, я заметила, что ее суставы разрослись до размеров ягод крыжовника.

— Нет, миссис Гиббонс, я работаю в финансовом отделе, — ответила я.

Я немного рассказала ей о своей работе, и она слушала меня с неподдельным интересом, постоянно кивая и время от времени переспрашивая: «В самом деле?» Или: «Смотрите-ка, как занятно».

Когда я завершила свой монолог, полностью исчерпав скудную тему бухгалтерских отчетов, она улыбнулась.

— Ты здешняя, Элеанор? — ласково спросила она.

Обычно подобные расспросы вызывают у меня крайнее негодование, но сейчас было очевидно, что она спрашивает искренне и без злого умысла. Поэтому я рассказала ей, где жила, умышленно избегая точных наименований. Никогда не надо раскрывать место жительства малознакомым людям.

— Но выговор у тебя ведь не здешний? — это наблюдение она облекла в форму вопроса.

— Я провела детство на юге, — ответила я, — но в возрасте десяти лет переехала в Шотландию.

— Вот оно что, — сказала она, — это все объясняет.

Мой ответ, казалось, ее полностью удовлетворил. Я заметила, что большинство шотландцев никогда не интересуются подробностями после фразы «на юге». Надо полагать, за этими словами для них кроются некие абстрактные «английские земли» с лодочными гонками и шляпами-котелками, будто Ливерпуль и Корнуолл — это одно и то же место, населенное одинаковыми людьми. С другой стороны, шотландцы непоколебимо убеждены, что каждый уголок их собственного края уникален и неповторим. Мне трудно понять почему.

Рэймонд вернулся, держа в руках кричаще-яркий пластиковый поднос, на котором было все необходимое для чаепития и пачка печенья.

— Рэймонд! — воскликнула его мать. — Боже праведный! Молоко надо было налить в кувшинчик! У нас же гостья!

— Мам, это просто Элеанор, — сказал он и бросил в мою сторону взгляд, — ты ведь не против?

— Совершенно нет, — ответила я, — дома я тоже всегда пользуюсь картонным пакетом. Ведь это всего лишь сосуд для перемещения жидкости в чашку. В сущности, я бы даже сказала, это гигиеничнее, чем держать молоко в кувшинчике без крышки.

Я потянулась и взяла печенье «Уэгон Уиллз». Рэймонд уже жевал свое. Они принялись болтать о каких-то иррелевантных предметах, а я тем временем устроилась на диване поудобнее. У обоих были не особенно зычные голоса, и я прислушивалась к громкому тиканью старинных часов на каминной полке. Было очень тепло, но не невыносимо жарко. Одна из кошек, лежавших на боку перед камином, вытянулась во весь рост, вздрогнула и опять уснула. Рядом с часами стояла потускневшая от времени фотография. На ней был изображен мужчина, по всей видимости, отец Рэймонда. Он широко улыбался в объектив, держа в руке фужер с шампанским и, вероятно, произнося тост.

— Это папа Рэймонда, — сказала его мать, перехватив мой взгляд, и улыбнулась. — Снимок сделали в тот день, когда наш мальчик узнал результаты экзаменов, — она опять бросила на сына взгляд, в котором явственно читалась гордость. — Рэймонд первым в нашей семье поступил в университет. Отец был страшно рад. Как бы мне хотелось, чтобы он дожил до твоего выпускного. Хороший тогда был день, да, сынок?