Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

Теодор как одержимый использовал каждый миг для работы над книгой. И по мере приближения к концу своего труда становился все грубее в отношениях с Разией, а она все больше тянулась к нему. Потакала ему во всем.

Разия целиком отдавалась Теодору, а Теодор — книге. Ночью он поднимался, глядел на уличные фонари, подходил к столу, чтобы записать какое-нибудь слово, и возвращался в постель, дрожа от холода. Ему нравилось теплое тело Разии, и он прижимался к ней. «Не бойся», — шептала Разия, пробудившись, готовая отдаться ему без остатка. Но Теодор начал жалеть Разию. Постепенно отгораживался от нее. Спрятался в своем «Словаре». А сидя за столом, все чаще писал про себя, не перенося свои мысли на бумагу. Рукопись перестала расти. Целыми днями он безмолвствовал и лишь иногда записывал какое-то слово, а рожденную этим словом историю излагал про себя. Словно жил один на земле и творил лишь для себя, словно его и не интересовало, что история останется незавершенной, незаписанной.

Разия чувствовала отрешенность Теодора и подбадривала его улыбкой. Подходила к нему, гладила по голове. Целовала в темя. И Теодор шел навстречу. Обнимал ее, но как-то целомудренно и горько. Потом улыбался, только не Разии и не себе, а чему-то приятному в своей душе. По изможденному лицу его текли слезы, а Разия подбирала их губами, прижимала к себе его голову, клала себе на колени. «Я сойду с ума», — говорил он. Перепуганная Разия тащила его на кровать. Теодор ложился рядом, уставившись в квадратную балку на потолке. По-видимому, демон гармонии все сильнее набрасывался на него, одолевал и отгонял от него насилие этого мира. Лицо его искажалось. А широко открытые глаза смотрели неестественно. Разия напугалась и позвала меня, чтобы я сразу пришел. Но назавтра ему стало лучше. Он просидел за столом целый день. Хотя не записал ни единого слова. Вечером принес дров из подвала. Не мог спать. Совсем поздно потихоньку забрался в постель и обнял Разию.

В эту ночь в объятиях Теодора Разия умерла. Он прижал ее к себе, уже остывающую, и так держал до утра. Он спал с мертвой Разией в объятиях. Спал крепко. Проснулся от холода. Свет с трудом пробивался в то хмурое утро. Он отодвинулся от мертвой Разии, не глядя на нее и дрожа от холода. Вошел в ванную комнату. Теплая вода согрела. Он оделся, сел на пол возле кровати и позавтракал. Затем взял сумку и стал лихорадочно совать в нее рукопись и все бумаги со стола. Несколько страниц упало на пол. Он их не поднял. С сумкой под мышкой набрал мой номер телефона. Сообщил, что Разия умерла. Попросил передать ее мужу. Голос был вежливый и холодный. «Дверь оставляю открытой, я уезжаю», — были его последние слова.

(Это случилось в середине ноября 1977 года.)

Я сразу же пришел в мансарду. Дверь была незаперта. На кровати лежала Разия, нагая, с полураскрытым ртом. Я накрыл ее простыней. Письменный стол Теодора был пуст. Я собрал с пола оставшиеся страницы. Позвонил мужу Разии. Когда он приехал, пригласил милицию. На теле Разии не было обнаружено никаких телесных повреждений, и в медицинском заключении после вскрытия было сказано, что смерть наступила в результате сердечного приступа. Один из инспекторов выразил недоумение по поводу внезапного исчезновения Теодора, но на допрос никого не вызвали.

Я испугался за Теодора, искал его по клиникам. Но его нигде не было, он словно сквозь землю провалился.

Не было его и на похоронах Разии.

Через два дня я узнал, что он не появлялся и в Дырах. Я боялся, как бы ему не стало совсем плохо.

Со дня исчезновения до начала декабря, когда он внезапно объявился, о нем не было ни слуху ни духу. До тех пор я даже не вспоминал о его рукописи.

Теодор решил навсегда вернуться в Дыры.

Не глядя на мертвую Разию, он вышел из мансарды.

С рукописью под мышкой направился на вокзал.

День был пасмурный. Теодор дышал с трудом. Он морщился и еле шел. Таким его увидела в начале улицы Неманя Катарина В. Она вышла в аптеку неподалеку от вокзала купить матери лекарства.

Их встреча была удивительным случаем, возможно, игрой судьбы. Они годами искали пути друг к другу, и надо было им встретиться именно в то утро! Катарина жила в Лозанне, работала психиатром. Приезжала в Белград из-за болезни матери. Знакомы они были давно. Но и тогда и потом пути их не пересекались. Каждый шел своим. Однако их духовная связь не прерывалась. Всякий раз когда она приезжала в Белград, они встречались, хотя никогда не сходились. Катарина познакомилась с Теодором как раз в период его влюбленности в Разию. Они не воспользовались моментом, о чем потом жалели. Их постоянная сдержанность исходила из того, что оба они знали, что такое душа. Теодор даже однажды летом гостил у нее дома на море. Я разговаривал с Катариной после его смерти, и, по-моему, она любила и понимала его. Хотя мне показалось, что она из тех женщин, которые любят, пока не владеют, и делают все, чтобы сохранялось влечение, продолжая жить своей жизнью легко и без особых переживаний, как чужие.