Андре Камински - В будущем году — в Иерусалиме

В комнату вновь вошел Хершеле. На лице его была невинная улыбка, но глаза светились так, будто он сразил злого дракона. Как бы между прочим он спросил, нет ли в домашней аптечке чего-нибудь оживляющего — нашатыря, например. Он объяснил, что не рассчитал силы и нанес бедняге слишком сильный удар. Парень все еще не пришел в себя и выглядит довольно жалко. Его нужно привести в чувство, иначе он опоздает вернуться в казарму, а при теперешних обстоятельствах подобной вольности он не может себе позволить.

С помощью известного в Черновцах хирурга гусар был забинтован и усажен в пролетку. В таком неприглядном виде Йозеф фон Шишковиц был отправлен восвояси.

Лео Розенбах, который не имел понятия о том, что происходит в его доме, задал Хершеле вопрос, с кем, собственно, он имеет честь разговаривать. Он, дескать, признателен своему квартиранту, если это на самом деле так, однако странным образом ничего о нем не знает.

— Я — Красный Томагавк с Гудзон-ривер, — веселым голосом ответил архангел, — боевой топорик униженных и оскорбленных. Я переплыл Большую Воду, чтобы сделать своей скво красавицу-дочь вождя фотострелков.

Такого еще не бывало, и вся мишпуха была, мягко говоря, озадачена. В конце концов, это было респектабельное семейство, готовое рассмотреть предложение о браке в какой угодно форме, но чтоб так… Этот парень — сущий тайфун, жуткий торнадо, зловещий рыцарь, готовый сокрушить все, что встает на его пути. Гусарского офицера он поверг в нокаут. Он постоял за честь Розенбахов и достойно высвободил их из довольно сложного положения. Отлично. Но человек ни с того ни с сего, хладнокровно влезает в окно, как говорится, ни тебе звонка ни стука, не представившись, и заявляет легко и просто: он, видите ли, намерен взять в жены дочь хозяина дома, — хорошенькое дело!

Пока Лео не сделал какого-нибудь неуместного заявления, Яна поднялась из-за стола и постучала вилкой по бокалу с шампанским.

— Если я не ошибаюсь, — сказала она, — то вы, непредсказуемый ураган, намерены стать нашим зятем. С таким заявлением сегодня вы второй. Итак, скажите же наконец серьезно, что вы хотите!

— Ничего! Ровным счетом — ничего. Я всем доволен и хочу жениться на этой девушке.

— Вашими поступками, мистер Камин, вы показали себя человеком надежным, но есть один существенный вопрос.

— Никаких вопросов нет. Мне нужна ваша дочь.

— А если вы не нужны ей — тогда как?

Среди присутствующих воцарилось гробовое молчание. Пробеги сейчас мышь, ее было бы слышно. Все взгляды разом обратились в сторону Мальвы, которая в этот миг была так прекрасна, как никогда в жизни. Она подошла к Хершеле и посмотрела ему в глаза.

— Ты, Красный Томагавк, заслужил от меня пощечину за свою самоуверенность и дерзость. Мы видимся во второй раз, а ты уже распустил хвост и собираешься взять меня в жены. Откуда ты знаешь, что я думаю на этот счет?

— Знаю, Павлиний Глаз, потому что ты написала мне. Сегодня, час назад, я прочитал твое послание.

— Записку я действительно подсунула под твою дверь, но в ней было всего одно слово.

Тут терпение придворного фотографа лопнуло.

— Ты переписываешься с незнакомым мужчиной, Мальва, — возмутился он, — за спиной отца и без ведома твоей матери, если я правильно все понял? Немедленно говори, что было в этой записке!

— Я совершеннолетняя, папа, — ответила Мальва, продолжая смотреть в глаза Хершеле, — и я вправе писать кому угодно и что угодно.

— Что было в записке? — не унимался Лео, вне себя от ярости. — Я хочу это знать!

— Я могу это сказать тебе, Большой Вождь, — ответил вместо нее американец, — в записке было одно лишь слово: «Помоги!», а внизу — подпись Бабочки, число и время. Все.

— Я просила тебя о помощи — это правда. Но это действительно — все.

— Нет, не все, — возразил квартирант, — я отозвался. Я ведь пришел и помог тебе!

— И это верно, — ответила Мальва, — но по какому праву ты заявляешь, что получишь меня?

Американец вскочил на стол, таинственно зажмурился и зашептал, простирая руки:

— Я — медик. Я — всезнающий. Я вижу тебя насквозь, Павлиний Глаз, до двенадцатиперстной кишки. Ты влюблена, как пьяная обезьяна!

— Прекрати дурачества, — рассердилась Мальва, которой весь этот спектакль стал действовать на нервы, — слезь со стола. Мы не у индейцев.

— Красный Томагавк весь дрожит и стучит зубами, — продолжал тот. — Красный Томагавк тоже влюблен, как шальной медведь!

— Сейчас же слезь со стола!