Он достал из кармана часы, стрелки показывали без пяти шесть. Еще мгновенье, и жребий будет брошен. Не хватало только Хеннера.
Лео посчитал, что он должен сказать несколько слов для присутствующих. Для начала он откашлялся и стал говорить голосом, переходящим с сопрано на баритон и обратно. Тон его выступления постепенно снижался — возвышенный и даже заносчивый вначале, он стал вдруг сомневающимся в середине и сник до полной неуверенности к концу:
— Вы можете гордиться, уважаемые участники нашего мероприятия, предоставленной вам уникальной возможностью стать свидетелями исторического события. Позже вы сможете даже позволить себе заявить с некоторым самомнением: я лично присутствовал при этом! И это не будет пустым хвастовством.
Хеннера, главного героя торжества, все еще не было. Присутствующие увидели в этом дурное предзнаменование, но Лео этот факт ничуть не смутил.
— Нет, уважаемые дамы и господа, — продолжал он с прежним вдохновением, — вы не просто присутствовали при этом. Это выглядит так, как если бы вы лично были рядом с Галилеем, когда он с помощью своего телескопа открыл спутник Юпитера. Или с Джеймсом Уаттом, который привел в движение первую паровую машину. Конечно, никто из нас не в состоянии испытать в полной мере чувства братьев Лилиенталь, когда они, преодолев земное притяжение, подобно свободным птицам, взмыли над землей и проплыли под небесным куполом. Но всего через несколько мгновений, — Лео во второй раз достал из кармана часы и с тревогой взглянул на циферблат, — через несколько коротких мгновений мой брат Хеннер Розенбах на ваших глазах произведет на свет первую в истории цветную фотографию, и каждый из вас лично ощутит волнение первооткрывателя.
— Если Бог того пожелает, — тихонько буркнул вечно сомневающийся господин Вассерман, — но чаще всего — Он не желает…
Презрительный смешок пронесся по всему присутствию, но Лео продолжал, хотя голос его вдруг сделался почти умоляющим:
— Я прошу вас о крохотной благосклонности, уважаемые дамы и господа, проявите крупицу терпения, дайте изобретателю последний шанс, прежде чем высмеивать его.
— Шанс мы ему дадим, — пробубнил Магиркович, — но его, к сожалению, здесь нет.
— Вы будете удивлены, — донесся из коридора странный голос, — я здесь, и я докажу вам, что сам Бог со мной. Потому что он помогает всем, кто в него верит.
Хеннер вошел в зал. На голове его возвышался цилиндр, а в руках он держал загадочную черную кассету. Ни дать ни взять — факир с головы до ног! Он удостоил гостей всего одним кратким взглядом и произнес:
— Я покажу вам нечто такое, что для всех вас явится полной неожиданностью.
Произнеся эту сакраментальную фразу, он жестом волшебника сорвал покров с того, что держал в другой руке, и перед взглядом присутствующих предстал великолепный алмаз. Хеннер поднял его высоко над головой, и в свете люстры драгоценный камень засверкал всеми своими гранями.
— Господь подарил мне эту драгоценность, и с ее помощью я сделаю невозможное возможным.
— Вы хотите нас убедить, что этот алмаз упал вам с неба, — выкрикнул гладкоголовый Левенталь, — от самого Всевышнего?
— Не лично из его святых рук, уважаемый господин, а через милостивое посредничество преданной мне персоны, имя которой я не смею разглашать.
— В этом доме имеется крупная драгоценность, — закричал Вассерман, — в то время как хозяин его задолжал нам тысячи крон!
— Скучный вы человек, никакой фантазии! Да вы гордиться должны тем, что состоите в числе наших доверителей!
— Ой ли!
— На коленях будете вы умолять нас позволить вам вложить ваши деньги в наши изыскания.
— Я сказал — ой ли! Покажите нам ваше изобретение, и тогда мы поговорим.
— Позвольте мне сейчас подняться в мою лабораторию. Мой сын Натан, насколько я знаю, прихватил с собой свою скрипку и сыграет вам кое-что, покуда я управлюсь. Сара, его мать, женщина во всех отношениях талантливая, подыграет ему на фортепиано. А я откланиваюсь, но не прощаюсь.
С этими словами Хеннер исчез за дверью, ведущей в темную комнату, и запер ее за собой. Вундеркинд достал из футляра скрипку и объявил, что вниманию почтенной публики он представит миниатюру Арканджело Корелли «La Follia» [6] Шумное веселие, безумие — старинный португало-испанский карнавальный танец.
, опус 5, нумерум 12. Он стал настраивать скрипку, и в это время раздался звонкий голос Главного раввина:
— В Священном Писании сказано, что траур по усопшим должен продолжаться семь дней. А траур по дуракам — каждый день, всю жизнь!
Читать дальше