Андре Камински - В будущем году — в Иерусалиме

— Ах нет, благодарю вас, диплом ваш меня ничуть не интересует. — Аптекарь со шрамом отворотил нос.

— А меня интересует! — вмешался в разговор второй мужчина с перстнем на пальце. — Вы мне понравились. Я выставлю вас в витрине, и вы будете привлекать к нам клиентов мужского пола.

Идея столь привлекательной приманки, похоже, воодушевила и человека со шрамом.

— Вы уж нас простите, — сказал он, — но мы, разумеется, не позволим себе такого. В подобных вещах мы скорее консервативны…

— В каких вещах, — с пренебрежением в голосе уточнила Мальва, — в витринных куколках?

— Видите ли… Женщина с образованием… У нас только мужчины получают образование.

— Но это странно! Почему, собственно? — возмутилась Мальва и спрятала свой диплом.

Вопрос этот оказался неожиданным для обоих. Аптекарь с гербовым кольцом на пальце ответил первым, рассчитывая на поддержку посетителей, терпение которых стало заметно убывать:

— Потому что точным наукам, барышня, нужны соответствующие головы!

— И вы, господа, конечно же, обладаете таковыми? — парировала Мальва.

— Вот именно, мы располагаем в высшей степени точными головами, хотя вы ставите это под сомнение. Кстати, покажите-ка ваш диплом!

— Но вы же заявили, что он не интересует вас, поскольку я — всего лишь женщина.

— Вы незамужняя?

— А это тоже вас касается, господин Обермюллер?

Пожалуй, это было уже слишком.

— Наши женщины, — с раздражением ответил аптекарь со шрамом, — образования не получают, но при этом они умеют себя вести.

— Чего не скажешь о ваших мужчинах, — парировала Мальва. — Насколько я вижу, вы люди образованные, но вести себя не умеете.

Столь вызывающая раскрепощенность женщины пришлась не по вкусу человеку с перстнем.

— Мы ценим хорошие манеры. По крайней мере здесь, в Цюрихе, — отпарировал он сухо.

— Мы тоже, представьте себе. Я приехала из Вены.

— Почему же вы там не остались?

Мальва поняла, что дальнейшие разговоры бессмысленны. Из слов обоих аптекарей ей стало ясно, что в Цюрихе она найдет легко работу.

— Не смею больше занимать ваше драгоценное время, господа. Ваши клиенты сгорают от нетерпения.

«Точные головы» явно перестарались. Тот, что носил на пальце перстень с гербом, попытался было смягчить впечатление от неприятного разговора.

— И на какую же зарплату рассчитывает дама, позвольте полюбопытствовать? — спросил он заметно более мягким тоном.

— Ровно на такую же, — ответила Мальва, — как все другие коллеги той же квалификации. Но, разумеется, не в качестве куклы в витрине, а за рецептурным столом.

— Как вы себе это представляете? Мы ведь все-таки не в России.

— Ни франком меньше, ни франком больше, — ответила Мальва. — На равных правах.

Окольцованный понял, что с этой женщиной не очень-то поспоришь.

— Скажите мне одно, вы, несравненная, — произнес он заметно потеплевшим голосом, — в вашем Венском университете вас не учили улыбаться?

— Напротив, — ответила Мальва с широкой улыбкой, — но в подобающих ситуациях.

Лед был сломан. Аптекарь со шрамом протянул Мальве правую руку и глухо произнес:

— Вот видите, всего-то и требовалось — поговорить друг с другом.

— Когда мне приступать? — спросила Мальва.

— Прямо сейчас!

Так все-таки, приедет Хенрик в Варшаву или нет? Какой из двух депеш верить — даты отправления нет ни на одной из них? И вообще, каковы перспективы того, что, даже и приехав, он станет искать встречи с Патриархом?

Терзаемый этими сомнениями, Янкель немного поубавил свою гордыню и тем же утром отправился на Силезский вокзал, чтобы, как он это представил, купить ящик сигар и газету. Он ни за что не признался бы в тайном намерении встретить там любимого сына, потому как тринадцать лет подряд трубит везде и всюду, что нет у него никаких сыновей — нет и не будет! Он попросил свою молодую жену составить ему компанию, а Левину велел заказать пролетку.

Не только весь дом был в курсе дела, но и пол города. На каждом углу только о том и судачили, что приезжает один из потерянных сыновей, и что старый дурень отец отправляется на вокзал, чтобы заключить его в свои объятия. Само собой разумеется, вся эта история пересказывалась без имен — никто и не осмелился бы их называть, поскольку Янкель в созданной им империи все еще оставался личностью единовластной и неприкасаемой. Всякий, кто осмелится разозлить его, жестоко поплатится за это.

Скорый поезд из Катовице должен прибыть в одиннадцать утра, но уже в половине десятого пролетка Печинского подкатила к парадной двери. Это был самый обшарпанный извозчик во всей округе.