Андре Камински - В будущем году — в Иерусалиме

Гениальный изобретатель возразил на это: цветная фотография давно созрела в его голове, но не хватает лишь малости, чтобы довести идею до конца, — смешной малости. А именно: родниковой, идеально чистой воды из Быстрицы. Проблема, однако, в том, что река покрыта толстенной ледяной коркой и, значит, нужно дождаться оттепели. Услышав это, добросердечная отзывчивая Яна бросает на мужа сердитый взгляд:

— Человечество не может дожидаться оттепели. Я позабочусь о том, чтобы эта вода была немедленно доставлена изобретателю!

Следующее утро выдалось морозным, весь город, словно усыпанный бриллиантовым бисером, сверкал кристаллами инея, как в новогодней сказке. Редкие прохожие торопливо перебегали улицы, кутаясь в меха, а те, кто мог позволить себе не вступать в спор с лютующим морозом, сидели по домам у теплых печей.

Яна отправилась в сторону Мариенкирхе — там, за церковью, жил извозчик Бойчук. Она спросила, может ли он на санях отвезти ее к берегу Быстрицы.

— Мочь-то я могу, проше пани, — ответил тот, — но я не уверен, что мне хочется это делать…

— И что же нужно, пан Бойчук, чтобы вы захотели?

— До реки, проше пани, наберется пятнадцать миль. Еще пятнадцать — обратной дороги. На дворе собачий холод. Это будет кое-что стоить…

— И сколько же, пан Бойчук?

— Я беру двадцать крейцеров за милю, проше пани. С евреев — тридцать.

— Почему вы делаете разницу? — недовольно спросила Яна.

— По причине распятого Господа нашего Христа, проше пани, — невозмутимо ответил извозчик. — Кроме того, — продолжил он, — вы находитесь в некотором положении…

— Вы не пьяны, пан Бойчук? — рассердилась Яна.

— Если вам не нравится, проше пани, вы можете отправляться к реке пешком…

Немного погодя извозчик впряг в сани двух худых лошаденок, уложил на козлы кирку, взмахнул кнутом, и они тронулись в путь. Через пригороды. По направлению к реке.

Надвинув пониже на нос соболиную шапку, чтобы не маячить перед прохожими, Яна пристроилась сзади возницы. Злой колючий ветер с хулиганским свистом носился по промозглым улицам. Хрупкий панцирь обледеневшего снега с противным скрежетом расползался под полозьями. Бойчук гнал свою упряжку сквозь уныло коченеющий березняк, мимо редких угрюмых хуторов. Зимнее солнце, исполненное чахоточной меланхолии, будто его только что целиком окунули в стылую реку, стояло в самом зените.

Яна соскочила с подводы и попросила возницу сделать во льду небольшую прорубь. Бойчук не пошевелился. Он только сбросил кирку в снег и пробурчал недовольно:

— Я подожду вас здесь, проше пани. Вам лучше знать, что нужно делать.

— Но сама я не справлюсь с этим, господин Бойчук!

— Тогда остается вернуться обратно и привезти работников. Я готов: двадцать крейцеров за милю.

Яна прикусила нижнюю губу. Она подняла кирку и вступила на лед. Переполненная яростным гневом женщина принялась с упорством колотить по льду. Возница, между тем, спокойно раскурил трубку и стал согревать ею мерзнущие руки. Яна содрала кожу с белых ладоней. Прорубь, однако, получилась и стала медленно расширяться. Когда солнце уже валилось за горизонт, она достигла наконец воды. Собрав остатки сил, Яна взяла с подводы ушат, потом еще один, но силы уже покидали ее.

— Я умоляю вас, господин Бойчук, помогите же мне! — взмолилась она, не в силах сдвинуться с места.

— Я поеду в соседнюю деревню и привезу работника, — бесстрастно ответил тот, — это будет стоить еще две кроны.

И хотя слезы бессильного гнева хлынули из глаз несчастной женщины, она мужественно зачерпнула воду из реки и с трудом взгромоздила бадью на подводу.

Что случилось дальше, точно не знает никто. Известно одно: Яна очнулась в своей постели лишь на третий день, возле нее повизгивал посиневший от холода ребенок. Доктор Лихтенбаум предсказывал, что кроха не проживет и трех дней. Однако всем законам медицины вопреки девочка выжила и была названа Мальвой. Это имя — не еврейское и не католическое. Никто не знает, почему так нарекли этот крохотный комочек. Возможно, в честь Мальвы Неглекта — пренебреженного просвирника, как называют в народе эту жизнестойкую неприхотливую траву, которая без капризов произрастает хоть на голых стенах, хоть на строительных отвалах, где и корнями-то ухватиться не за что, и уже совсем несправедливо считается никчемным сорняком.

Будь что будет! Дитя пережило критические дни и превратилось в очаровательное создание.

Впрочем, сейчас речь не о ней, а о воде, которую Яна набрала в Быстрице и привезла все-таки в дом, чтобы доказать своему малодушному супругу главное: его брат — гений! И она, Яна, не остановится ни перед чем, все отдаст, что имеет, лишь бы помочь пробиться к людям великой эпохальной идее, рожденной в голове этого гения. Ради этой идеи она была на волосок от гибели — она и Мальва, однако цветная фотография по-прежнему оставалась тайной за семью печатями.