Радослав Михайлов - Властители земли

Пришел отец; мать, совсем разбитая, рассказала ему о перепалке с сыном, об его угрозе. Отец включил свет.

— Отстань от них. Молодые всегда хорохорятся. Легко о независимости болтать, сидя на чужой шее. А сами на пачку сигарет еще не заработали.

Его слова не успокоили, лишь чуть приглушили тревогу: может, не все потеряно, может, и вправду все внешнее, наносное.

— Эта Тони только «Кент» курит, — вздохнула мать, — а ведь «Кент» лев и шестьдесят стотинок пачка. Не Петьо ли дает ей деньги на сигареты?

— Вполне вероятно. Уж если спят вместе. Да ладно, не пропадем мы из-за этих стотинок. — Но видно, и в его душе что-то всколыхнулось, запротестовало. — А не много ли он себе позволяет?! Рановато забыл, у кого живет. — И, открыв дверь, крикнул: — Петьо, поди-ка сюда!

Тот вошел, встал опять боком, насупился, будто наперед знал, что услышит.

— Садись, — сказал отец, но Петьо отказался: постою. — Та-ак, — отец помолчал, поглядывая на него, — можно разговаривать с тобой как со взрослым?

Сын, не поднимая глаз, пожал плечами: дескать, как хочешь, дело твое.

— Хорошо, — сказал отец, — поговорим как взрослые люди. Ты наш сын, даст бог, когда-нибудь сам поймешь, что такое сын. Мы тебя воспитывали по своему разумению, но в современном духе (он говорил, как о прошлом, и от этого в душе матери зародилась тревога). Надеюсь, по этому вопросу у тебя претензий к нам нет?

Петьо молчал, но по выражению лица, хоть и угрюмому, можно было догадаться: по этому вопросу претензий нет.

— Я даже не запрещал тебе курить, — отец начал ходить по кухне: два шага туда, два обратно, — хочешь курить — кури, придет время — своим умом кое до чего дойдешь. Ты отличник, мы всегда этим гордились, в университет сам поступил, без протекций, и сейчас все идет хорошо, слова о тебе плохого никто не говорил и не говорит. Так?

Петьо исподлобья глянул на отца, но не враждебно, скорее с досадой:

— Все это я уже сто раз слышал. Зачем звали? Давай по сути, у меня дела.

Отец сдвинул брови. Быть беде, мелькнуло в сознании матери, она хотела вмешаться, что-то сказать, разрядить атмосферу, но не успела.

— У тебя дела! — взорвался отец. — А у нас их нет, что ли?! Ты можешь выкаблучиваться, как тебе на ум взбредет, а наше дело — помалкивай да не забывай монеты выкладывать!

Кривая ухмылка сына полоснула по сердцу.

— Если из-за монет сыр-бор, то могу освободить вас от этой заботы, сам проживу.

Лицо отца побагровело:

— Молчать!

— Я и молчал, пока сами не начали, — вернулся Петьо к своему меланхолично-спокойному тону. — По-моему, и для вас, и для меня лучше, если будем молчать.

Отец отпрянул, наткнулся на стул и, глядя в такое родное, беззлобное, бесхитростное лицо, не в силах был продолжать. Мать не выдержала, бросилась к сыну, обхватила за плечи:

— Петьо, сынок, ну что мы не так сделали? За что ты против нас ополчился? Скажи, родной, в чем мы не правы, ведь ты у нас единственный, разве мы тебе зла хотим?

Парень осторожно, но решительно высвободился из ее рук.

— А что я не так делаю? Что вы взялись нотации читать? Держитесь со мной так, будто я чужой в доме, из комнаты лишний раз выйти боюсь. Оставьте меня в покое. Толку нет от этих объяснений, — и, посмотрев на отца, спросил: — Можно идти?

Отец кивнул и, когда дверь закрылась, сказал:

— Растет телок — бодаться начинает. Может, он сто раз прав, может, я своим умом понять его не могу. Да делать, видно, нечего. Придется мириться с тем, что есть. Привел эту Тони, ладно, привел. Пусть не прячутся в комнате, пусть и кухней пользуются, и гостиной. Мы с тобой все равно только к ночи являемся. И не гляди на меня так, небо на землю еще не обрушилось, — повысил он голос. — Не думай, что я уж совсем ничего не замечаю. Три дня назад сын Вылканова из-за такой же вот истории в петлю полез.

— Товарища Вылканова? — ужаснулась мать.

— А что им? — все еще не мог успокоиться отец. — Сыты, одеты, обуты, «Кент» курят. Почему бы и не поставить нас на колени? «Будете вмешиваться — уйду». Он и уйдет! Ему на все плевать! Некоторые даже из жизни готовы уйти. Черт с ним. Пусть делает что хочет. У нас с тобой угол есть, и хватит с нас.

Мать, еще не пришедшая в себя, машинально поставила на плиту кастрюлю — подогреть ужин, а отец снова принялся ходить туда-сюда по кухне.

— Слушай, уж коли привел эту Тони, так, может, у них любовь?

— Не знаю.

— Если любят друг друга, почему бы его не женить?

— На Тони?!

— Почему нет? Что она, богом обижена? Девушка как девушка, с отклонениями, как все нынешние, но и наш не подарок.