Захария Станку - Ветер и дождь

— Лошадь Мардаре!

— Злодеи! Посмотрите, что они с ней сделали!

— Можно еще понять, почему они убили Мардаре, нашего примаря. Он в марте прошлого года делил боярскую землю. Но почему они мстили коню? Чем виноват конь, бедняга? Зачем они отсекли ему уши?

— Зачем? Чтобы напугать нас!

Один мальчуган, державшийся за юбку вдовы Мардаре, подошел к лошади и стал гладить ее по ногам.

— Наша лошадка! — сквозь слезы причитал мальчик. — Это наша лошадка… Ей отрезали уши… Мама… Мамочка… Смотри — нашей лошадке отрезали уши…

Мне казалось, что расправа с лошадью произвела на крестьян даже большее впечатление, чем гибель Мардаре.

— Зачем они изуродовали лошадь?

— Звери!..

— За одно это их нужно было бы приговорить к смертной казни.

— Неужели вы думаете, что это…

— Ясное дело — они… Кто же еще, кроме них…

И я снова не расслышал имени. Произнося имена предполагаемых убийц, крестьяне снова понижали голос. Это был страх. Никто не смел произнести роковое имя вслух. Крестьяне боялись.

Пока я так стоял и прислушивался к разговорам, ко мне подошел маленький тщедушный человечек в огромном рваном тулупе. Он почтительно снял шапку — она тоже была рваной и словно с чужой головы — и сказал:

— Прошу прощения, товарищ. Пойдемте со мной в примарию, я хочу сделать одно сообщение… секретное… Прошу прощения…

— Хорошо, я готов вас выслушать…

Нотариус пошел вслед за нами. В комнату примарии мы вошли втроем: я, нотариус и Ванога. Нотариус сказал мне, что человека, желающего сделать секретное сообщение, зовут Ванога.

Убедившись, что, кроме нас троих, в комнате никого нет, Ванога сразу же приступил к делу.

— Вчера под вечер, — начал он свой рассказ, — я возвращался пешком из Телиу и увидел, что навстречу мне едет наш примарь. Он был еще довольно далеко, и, если б не случилось то, что случилось, мы бы, конечно, встретились…

— А что же случилось? — спросил нотариус.

— Эх, не спеши… Не люблю… Так вот, сначала я увидел лошадь Мардаре, а потом и его самого. Его-то я узнал по кэчуле. Ни у кого в Блажини, да и в соседних селах, нет такой высокой кэчулы. Да что Блажинь, во всей Молдове, я думаю, не найти такой кэчулы. Так вот, ехал он довольно медленно… А в это время из леса выскочили на своих вороных, кто бы вы думали? Бояре из Кырну. Все трое.

Нотариус вскочил как ошпаренный:

— Братья Чиорану?

— Они самые… Братья Чиорану. Я-то сразу понял, что дело не к добру, и тут же спрятался в овраге. Так и сижу… Я-то все вижу, а меня не видать… Конечно, мне бы хотелось помочь примарю. Но как тут поможешь голыми руками? Куда соваться? Они бы и меня сгребли точно так же, как бедного Мардаре…

— Значит, — сказал нотариус, — ты сам видел, как…

— Эх, куда спешить! Дай расскажу… Так вот, три брата Чиорану перерезали примарю дорогу, кинулись на него и стащили с седла. Он-то, конечно, пробовал отбиваться. Да разве отобьешься, если ты один, а их трое? Двое молотили его кулаками, а третий стукнул по голове чем-то твердым, может пистолетом. И Мардаре перестал дрыгаться. Замер… Вот тут-то они взяли его за руки и за ноги и отнесли к краю болота. Раскачали его, точно куль, и кинули в болото головой вниз…

— И он потонул? — воскликнул нотариус.

— Не перебивай… Да, Мардаре-то, конечно, потонул. А в это время старший из братьев поймал его лошадь и отсек ей уши ножом. Так-то…

Ванога замолчал. Я спросил:

— А дальше? Что дальше-то было?

Свидетель преступления взглянул на меня с выражением не то презрения, не то жалости:

— Что было дальше? Доскажу, если уж вам так хочется. По-моему, это уж все равно… Словом, один из братьев Чиорану ударил лошадь Мардаре, и та поскакала в сторону леса. И сами братья тоже поскакали в лес… Когда их след простыл, я рискнул выйти из убежища и подойти к болоту. Я стоял и глядел, как болото засасывает бедного Мардаре потихоньку-полегоньку, будто оттуда, снизу, его кто-то тянул на дно… А потом гляжу: болото все-таки не засосало его совсем — ноги так и остались торчать сверху. Вот тут-то боязно мне стало — я ведь тоже человек… И убежал… Бежал я долго, долго, удивляюсь, как сердце не лопнуло…

— А почему вы сразу не пришли рассказать о случившемся?

Свидетель как-то весь съежился.

— Да как сказать, товарищи. Вы уж простите. Побоялся я…

(Такое объяснение всегда приводило меня в ярость. Я слышал его уже не в первый раз. «Я побоялся… Мне стало страшно…» Меня всегда злили такие оправдания. Но потом я понял, что было время, когда я тоже боялся.)