Андрей Латыголец - «Годзилла»

Никогда вопросов не возникало лишь с майором Разиным, это был здоровый перекаченный вэдэвэшник в тельняшке, но как ни странно, самый лояльный и толковый офицер. На разводе его главным требованием было запирать роту после отбоя на ключ и никого не пускать в расположение, что мы послушно и исполняли, рубились прямо на кроватях, оставляя за старших «слонов» -дневальных. Если не спалось, жрали с Чучвагой или Индюком «Роллтон», обильно заправляя его майонезом и, нарезая в котелки сосиски. «Слоны» заранее покупали нам весь провиант, за что мы разрешали им сидеть в своих телефонах и даже немного спать.

***

Как-то поздно ночью в роту зарвался пьяный в дразг лейтенант Левкович. Я был в наряде с Индюком, а Чучвагой и пока сидел на долбанах, Чучвага был в отдыхающей, услышать чьё-то громкое падение на земь, потом гундосый, исонный голос Пахи:

— Дежурный по роте на выход!

Я впопыхах выскочил на зов и увидел, как едва держащийся на ногах Лёва, схватил за шею Индюка и простреливал ему с кулака под дых.

— Дежурный! — замычал Лёва. — Почему твой дневальный на посту рубится? Где второй?

— Отдыхает, товарищ лейтенант.

— Буди его и быстро ко мне в канцелярию.

Пока я поднимал ничего не понимающего Чучвагу, Лёва пробивал лоу кики бедолаге Индюку. Чучвага вставал долго и Лёва негодуя, прописал мне пару раз в фанеру, правда, я вовремя отстранялся от ударов и подачи прошли не сильными. Лёва пытался зарядить мне по лицу, но так и не попал. Когда на взлётке, застегиваясь на ходу, появился Чучвага, Лёва настиг его мощным пенделем.

— В канцелярию, живо! — скомандовал он.

Там лейтенант поставил нас на кости и невменяемым голосом прочитал лекцию, что мы самый худший период, нас плохо воспитывали «фазаны», и что теперь он серьёзно лично возьмётся за каждого из нас. Потом поостыв, велел принести ему из расположения свободную койку и разбудить в семь утра. Койку мы тут же предоставили и он, упав навзничь, заснул мертвецким сном. Храп стоял всю ночь.

Благо никто не видел нашего унижения. Мы давно осознали, что все наши трудности окончены и наконец настало время пожинать заслуженные плоды тáски, а тут нас снова пытались вернуть на прежние «слонячие» повинности.

Утром я разбудил Лёву и он приказал заварить ему кофе.

Я уже собирался найти «слона», чтобы дать ему указания, как меня тут же перехватил Чучвага.

— Надо зафаршмачить этого ушлёпка.

Индюк поддержал и спешно отправился в каптёрку заваривать чайник. Достал из своих запасов кофе, насыпал сахара и залил в кружку кипяток. Рота ушла на завтрак и мы остались одни.

— Харкнём ему каждый по разу и пусть пьет, сука, с добрым утром! — постановил неугомонный Чучвага.

— А если он увидит харчки? — заволновался я.

— А ты размешай получше! Виля с Мирон ему тоже харкали.

Чучвага плюнул первым, потом Индюк, я немного колебался, но все же выпустил в кружку свою пересохшую густую слюну.

Чего уж там, я слышал, как по первому ещё наш «дед» Борода заваривал в караулке Студневу пакетики чая прямо из мусорки, харкал Вере в суп и сморкался в кашу. Эти истории были дико смешными и поражали своим непримиримым антагонизмом, но относя тогда кофе Лёве, я от части его понимал.

Увидев быстро подоспевшую кружку с горячим напоем, Лёва улыбнулся и выпил всё до дна. Удовлетворения я не получил, но пацаны давились от смеха ещё долго.

***

Чаще всего в дежурствах доставалось Муке, его то заставали с телефоном в руках, то за кружкой кофе, то за пайкой прямо на дежурном столом. Попадалось и мне. Однажды я в наглую, разложив общаковый провиант с Ковшом, сидел у себя в роте и поедал вкусности, попивая горячий кофе. Дежурный из первой роты не успел нам фишкануть и мы увидели проверяющего уже на пороге в роту. Паёк так и застрял у нас в горле.

— Ужинаете? — спросил старлей Марьянов худосочный мужик лед тридцати пяти.

— Так точно! — вскочили мы с мест и уже готовились получить по полной.

Лейтёха подошёл к столу, закинул в рот кусочек мармелада и, меланхоличным взором окинув расположению, спросил:

— Как в роте, порядок?

— Всё тихо-спокойно, товарищ старший лейтенант, — в один голос отрапортовали мы.

— Ну и отлично, продолжайте нести службу.

Марьянов направился к выходу, а мы опешив, только приложили кисти рук к вискам, провожая тревожными взглядами ночного гостя.

Студнев по-прежнему прокачивал нас с Мукой в канцелярии, проверяя журналы. Замечания лились рекой.

— Я, конечно, всё понимаю, но пить кофе у меня за столом и быть при этом уличённым Лавровым, это уже край охуевшести! Я вас до дембеля згною, ебанутые, — бубнил на нас Студнев.