Андрей Латыголец - «Годзилла»

Впрочем, в этом и заключалась вся наша неуставщина, да и то только на начальных этапах.

***

На время нехватки «слонов» в карауле меня отправили на пару нарядов на третий пост. Основная часть первого периода статьи вроде бы сдала, но Студнев пока не спешил ставить их на посты.

В карауле я сразу же почувствовал ту ограниченность свободы, которая ранее мне таковой не казалась. Дежурным по роте я был сам себе начальник, и, по сути, ничего не делал, отдавая приказания другим. В карауле жепостоянно приходилось напрягать «слонов», заставляя их убирать помещение, и следить за порядком, ходить по своему посту и уже без особого интереса поглядывать на город и жизнь за его пределами.

Гораев нас не трогал, лишь ставил задачи, которые мы перекидывали на Дилю, Кубацкого, Бохтыша и Карпова. Секач удручал только своим присутствием, приравнивая нас к «слонам», ежечастно указывая на то, что мы их плохо воспитываем. Ностальгировал по дембелям, говоря, что мы в подмётки им не годимся. «Бойцовские клубы» прекратились и Секач одиноко просиживал весь наряд в крохотной начкарке. Ночью по тревоге особо не гонял, но и в отдыхающую пускал со скрипом. Нормально спал лишь Гораев положенных четыре часа, да разводящие Ранко и Ниха.

Караулы попусту превратились в безвкусные наряды. Правда, вечером Гурский просился у Секача бегать в магазин, купить чего-нибудь съестного. На подмогу ему вызывался я и мы ходили в легальную самоволку, закупали много еды, скинувшись всем периодом и тянули мешками провизию.

В бодряке накрывали стол и уже вместе с Секачом садились трапезничать. Особого желания находится рядом с этим деспотом у меня не было, и я то и дело чувствовал себя не ловко, вспоминая, как прошлой зимой наши «фазаны» нагло жрали на этом же месте, пока мы голодные и злые стояли перед ними на костях.

В последний мой караул у «слонов» случился залёт. Когда с вечерним пищевозом к нам прибыл комбат Рысюк, он с ходу поведал начкару, что утром был в министерстве и заметил в кафетерии бойца из нашей роты. В чифан мы уже давно не ходили и все подозрения сразу же пали на «слонов». Как только комбат убыл, Секач построил весь первый период в сменяемой.

— Если сейчас тот, кто был пасекан в чифане себе не назовёт, я весь период уничтожу, — разминая кулаки, сказал Секач.

Право, признаться, мне было жаль их, я знал, кто делал эти вылазки, и было даже обидно, что пацаны так быстро себя обличили.

— Я, — сказал ефрейтор Дилькевич и опустил голову.

Дилю Секач не тронул, по старинке поставил на кости всех остальных, и они до заступления следующей смены, молча простояли на кафельном полу. Диль стоял рядом и всё помыкался встать с ними рядом.

— За одного страдают все, — сказал Секач и отправился обратно в начкарку.

История повторялась, только сейчас я был её назидателем и от этого становилось ещё хуже, глядя, как новые лица сопят и корчатся от боли в упоре лёжа.

— Вы у меня до дембеля умирать будете, — улёгшись на своём топчане, вещал из начкарки Секач. — Я думал, не буду вас трогать, но вы реально самые печальные «слоны», ваши «фазаны» такие же, но они хотя бы не попадались… Кесаря на вас нет. А я слово офицера даю, что с сегодняшнего дня караулы у вас будут через слёзы и пот. Готовьтесь.

Возвращаясь в роту, я лишь с облегчением вздохнул.

По приезду в часть случай Дили уже успел разлететься по всему батальону, а Студневу сделали серьёзный выговор.

Прямо с построения на взлётке ротный завёл беднягу в канцелярию и мы слышали, как он был жесточайше избит лопоухим губошлёпом. Обратно Диль выходил, держась за голову и почки.

***

В роте от задачь, казалось, скрыться было невозможно.

Для себя я сразу выделил пятерых дежурных, из-за которых передёргивало каждого из нас, узнав что они заступают в наряд: майор Лавров, Качан, Муссолини, капитан Иванченко и майор Дикий.

Лавров был сорокалетним занудой с чёрным и вьющимся из-под кепки чубом. Обязанности на разводах он не спрашивал, зато около полу часа удерживал нас на плацу и вещал нам одни и те же инструкции и правила несения службы, приводя в пример всеми уже сто раз слыханные истории, как кто-то, когда-то, где-то накосячил. Рассказчиком он был хорошим и его чёткий баритон, и задвигаемый нам месседж был понятен всем: следуй строго своих обязанностей и у тебя всё получится.

Заступая с ним в наряд, дежурство проходило по уставу. Звонить в дежурку после полуночи приходилось каждый час и докладывать обстановку в роте; если забыл, Лавров заставлял бегать к себе в штаб и отчитываться уже там. В оружейной комнате, выдавая наряду штык-ножи, а «шакалам» пистолеты, следовало придерживаться инструкции. По ночам он приходил в каждое подразделение, и тут уж если попал, то пиши пропало. В первую очередь его интересовал наведённый порядок в расположении. Ко мне он прицепился сразу. В туалете между окнами лежали невесть когда попавшие туда бычки, я пытался объяснить ему, что это не моя вина, однако он оставил в дежурном журнале пометку, что в роте порядок поддерживается плохо, за что я получил от Студнева по голове этим же журналом, в итоге ещё самостоятельно пришлось выковыривать из рам злополучные окурки.