Андрей Латыголец - «Годзилла»

Сразу же в караулке повисла тень прежних страхов. Мы заново стали жать, Гнилько запрещал курить, заставлял зубрить устав. Однако его методы в сравнении с психопатическими срывами Кесаря казались лишь скромными отголосками минулых беспределов. Ту обстановку накалял лишь один непринуждённый вид Кесаря, когда он с полным безразличием мог запретить нам есть, либо продержать на костях два часа. Гнилько по натуре был добряк и любил поспать. Тяжело было с ним лишь до ужина. И мы сразу стали искать к нему подходы. Игнатюк взамен на перекуры покупал ему провиант, Гурский удачно подлизался, и они вместе по вечерам ходили заниматься на брусья, как раз напротив второго поста была сооружена небольшая полоса препятствия со всеми необходимыми принадлежностями, все называли это место «Олимпийской ареной».

Когда мы тупились или всяческим образом филонили, Гнилько подлавливал нас и произносил свою коронную речь:

— Забил на службу — забьются мышцы!

Мы стояли на костях, а Потап глядя на нас, злорадствовал.

— Забитый хуй — залог успеха.

Секач некоторое время присматривался к Гнилько, опасаясь раскрыть перед ним свои козыри. Ещё в самом начале «бойцовских клубов» он почти как Тайлер Дёрден, твёрдо заявил, что всё происходящее в карауле, должно оставаться только в пределах караула. Мы держали рты на замке.

Гнилько же был трусом и крысой. Это знали даже в нашем периоде. Во времена прежних заступлений в караулы, он в роте лазил по нашим тумбочкам и воровал пасту, мыло, дезодоранты, пену для бритья, прикрываясь неуставным беспорядком, якобы выбрасывая всё лишнее вон, чтобы его, как ответственного дежурного не нагнул ротный Вера или комбат, нагрянув с внезапной проверкой. Кстати, ту историю со сгущенкой, как впоследствии оказалось, он спровоцировал лично. Никто её у него конечно же не воровал, ему просто показалось мало одной банки и, пользуясь положением, он раздул историю до вселенских масштабов. Я не любил его маленькие светло-голубые глазки на этом квадратном веснушчатом лице. Когда мы ехали в «уазике» на посты, Гнилько включал с телефона «Дай Дарогу!» и подпевал.

— Мои пацаны, брестские, панк-рок!

Я негодующе глядел в его широкую спину, ненавидя эту гавно-группу вместе с ним. А по «уазику» гремела «Армия», «По синему» и «Прыгай в коляску».

Через пару караулов Секач предложил мне шутки ради спарринг с Гнилько. Я тут же согласился, а тот увидев мою решительность, замялся. Не удивительно. Как и большинство перекаченных малолеток, он скрывал за всей этой грудой мышц ранимого и сентиментального мальчика. Гнилько нашёл предлог, чтобы отказаться, сославшись на плохую форму и болезнь в левом запястье. Ракута с Потапам подняли его всем на смех и по Гнилько было видно, что его трусость неожиданным образом была разоблачена.

Очень скоро я стал замечать, что караульные «фазаны» перестали с ним общаться. Ещё бы, он пытался крестить своих Ветраша, Корягу и Аню. Я видел, как он в одиночестве отсиживался на кухне, вымещая всю злобу на Муке и Рацыке. Его положение было плачевным и даже я решил притереться к нему в доверие, осознав выгодность положения.

Гурский стал его постоянным собеседником и я пошёл по тому же пути, только ради того, чтобы нам вернули законные перекуры. Пришлось потакать его увлечениям. Вечером после ужина, мы выходили из караулки во внутренний дворик и двигали к турникам, иногда проводя на улице больше часа. Занимались и упражнялись, а Гнилько с деловитым видом объяснял нам, как правильно делать тот или иной подход для определённой группы мышц.

Однажды Гуского чёрт дёрнул спросил у него про известные некогда в здешних кругах «Олимпийские игры». Глаза у Гнилько загорелись.

— Эх, были наши «деды», вот тогда были по-настоящему лютые времена… Не то что ваш Секач — детский сад.

Он спрыгнул с турника и указал нам идти за ним. По милости Гурского мы ту же ощутили, что такое армейская «Олимпия».

Рядом с полосой препятствия стоял ящик с пожарным инвентарём. По указанию сержанта мы сперва достали от туда ломы.

— Метаем копья, «слонята»! Кто дальше кинет, тот и курит.

Потом в ход пошли метания молота и лопат с граблями. Рядом с беговой дорожкой находился канализационный люк.

— Метаем диск, печальные!

В итоге результаты по броскам у нас вышли практически одинаковые. Мы замаялись, но всё же мысленно согласились, что заступать в караулы лучше с Гнилько. Кесарь бы ещё потом заставил приседать с «красными» и на кости поставил, не дав покурить.