Андрей Латыголец - «Годзилла»

Родителям в этом списке отводилось стабильно приезжать ко мне в часть раз в месяц, чтобы особо не напрягать и своим видом успокоить их волнения. Близким друзьям приходилось наведывать меня около двух раз. В первые месяца я вписал всех наиболее надёжных товарищей, которые бы без оглядки сорвались и приехали, не взирая ни на что. Ближе к концу весны в списках появились персоны, с которыми я практически и не общался, но что поделаешь, мне следовало как-то извиваться.

На посту я стал строить планы, когда вернусь домой, скину с себя эти кайданы и забуду всё, как страшный сон. Думалось лёгко особенно ночью, столько идей посещало мою голову, столько злоключений, и я с обидой для себя замечал, что мелочи, которые раньше не приходили мне на ум, сейчас становились так отчётливо ясны и понятны, рождая во мне сентиментальность.

Через чугунные ворота я смотрел на город, на прохожих людей, вдыхал его поры и с каждым разом влюблялся в его шум и движение.

Я снова стал писать стихи, предавшись пессимизму и унынию, грустным воспоминаниям и вещам, по которым я мог скучать только в лишении.

***

Период февраль-март-апрель был самым адовым периодом моей службы и в особенности этот ад попал на караулы. К концу месяца наши караульные ряды укомплектовали новым пополнением. Пришли Ратьков и Мука, которых тут же поставили на второй пост, закрепив за ними кухню. Нехайчик сел за ТСО — постоянно прибывая в бодряке и пристально глядя в камеры слежения, охватывая весь «ближняк». Со второго раза комиссию прошёл Игнатюк и его поставили на третий пост. Гораев выучил фамилии и машины всех генералов, и его первым отправили на почётный первый пост. С каждым разом Кесарчук стал проявлять свою необузданную агрессивность, наказывая нас за мельчайшие косяки запретом на курение и ограничивая иными на его взгляд излишествами.

После нашего внутрипериодного разделения, когда каждый стал сам по себе, «фазанам» пришлось самостоятельно сплочать наш шаткий коллектив. Начинали, как со старшего, с меня. Кесарь уличая меня за безделием, когда я делал вид, что изучаю статьи или убираю помещения, на самом деле занимаясь своими делами, принимал усилия поставить на кости.

— Жимани раз сто!

— За что это?!

— Не будешь? Ладно. Один! — ревел разгневанный Кесарь.

И из кухни почему-то всегда прибегали то Ратьков, то Мукамолов.

— Упор лёжа принять, ваш товарищ на сержанта рамсы вздумал кидать.

Те послушно жали и лишь посыкивали в мою сторону. Через пару таких косяков, меня заела совесть.

А потом стал встревать Секач.

— Петрович, ты на кичу захотел? — роптал тот. — Приказы не обсуждаются. Ну-ка возьми огнетушитель и подержи его на вытянутых.

— Такие приказы я не исполняю, товарищ лейтенант.

— Первый период, сбор в сменяемой! — закричал Секач, поставив руки на пояс, как опытный тренер.

Через минуту бойцы стояли на изотовной.

— Проведём нравоучительный процесс. Взять в обе руки по два огнетушителя ОП-5.

Все послушно исполнили указание.

— А теперь приседаем, «слоники»!