Андрей Латыголец - «Годзилла»

Видимо, я был первым, кто крутил в этих стенах панк-рок и пацаны с соседней третьей роты, да и наши, натуральным образом охреневали от моих вкусов. Я даже пару раз включал свои демки и говорил всем, что это мои песни. Пацаны, прежде и не слыхавшие ничего кроме своей рэпчинки и прочей посни, только крутили у висков.

Как-то в роту зарвался майор Швока и когда я делал очередной подход, обрубил мою вакханалию. Ему совершенно не понравились Rage against the mashin, да и должны ли были понравиться?

— Что это за разлагающие наш боевой дух пиндосовские выкрики, отставить!

По его уходу я сделал ещё громче. На зло. Протест и негодование только будоражили мою юную кровь.

***

А потом у нас в роте случился залёт. Не бывает худа без добра.

Я отправился спать в очередную из своих положенных отдыхающих, оставив Напалма на тумбе, бдить и следить за ситуацией в роте.

Где-то через час меня толчком в плечи разбудил капитан Головач.

— Просыпайся, дежурный! Раз уж твой дневальный не может нормально стоять на тумбе, стой за него!

Я вскочил, едва задремав, не понимая в чём дело. Подошёл к обескураженному Напалму и расспросил, что случилось.

Оказалось, ему страх как захотелось курить и он попросил проходящего мимом «слона» из третьей роты постоять за него пять минут на тумбочке. В это время, пока он прохлаждался в курилке, вытянув вперёд свои долговязые ноги, в роту зашёл Головач, увидел подозрительное лицо и поехало…

На мгновение я попал в какую-то прострацию, а потом, когда до меня дошло, на меня надвинулись тучи неимоверной злости и досады на грани аффекта, вобрав в себя все прежние косяки и разгильдяйства этого проштрафившегося очкарика. Я ударил его с ноги, да так, что бедняга слетел с тумбы и проехал задом по взлетке, чуть-ли не до самых дверей каптёрки.

— Петрович, братан, что ты делаешь?! — вставая и поправляя очки, зароптал Напалм.

— Никакой я тебе не братан, чепушило! Встал на тумбу и стоишь тут до посинения! Ночью не отобьёшься!

В ответ он стал что-то мямлить. Я не слушал. Зашёл в бытовку и попытался уснуть на стульях. Ночь предстояла долгая, а отдохнуть следовало хорошо.

Напалм убирал располагу один. За это время я успел успокоиться, что всегда было свойственно моему характеру. Когда он уже заканчивал, я смиловался и сказал:

— Ладно, иди спать, но только до пяти, я тебя разбужу и сам часок вздремну.

Обрадовавшись, Напалм отошёл ко сну.

Как ни странно, будить его не пришлось, он поставил будильник и ровно в пять сменил меня на тумбе. Ночью я не спал, лазил в интернете по его телефону и, едва опустив голову на подушку, тут же заснул.

Утром в шесть часов Напалм затряс меня с такой силой, что я даже испугался.

— Вставай и пацанов буди, а то они не слышат!

Осознав, что ребята, как и я, впрочем, обленились в край, стал производить подъём. Мука воспрянул, лишь когда я облил его водой из чайника. Ворчал и сыпал матом. Однако иначе его было не добудиться. Раткевич же, перевернувшись на другой бок, заявил, что на построение не пойдет. Ещё куда бы не шло, если бы в роте было человек десять, но наша подозрительная четвёрка всегда вызывала к себе особое внимание.

Я стащил с Раткевича одеяло и стал угрожать холодным душем. Раткевич остался бездвижен. Умолять и упрашивать было не в моей компетенции, тем более он сам должен был войти в положение, и я вылил на него целый чайник.

Видимо, он не ожидал такого поворота и вскочил, как ошпаренный.

Раткевич был весьма увесистым и крепким бойцом и когда эта здоровая туша с яростью стала надвигаться на меня, я поднял кулаки. Его это не остановило и он со всей тяжестью навалился на меня. Вспыхнула потасовка и Напалм с Мукой тут же встряли в драку. Я успел залепить Раткевичу по морде и его очки отлетели под ряд кроватей. На шум из третьей роты прибежал Ковш и только тогда поединок получилось усмирить.

— Ща проверяющий придёт, вы что, совсем ошалели!

На построение мы опоздали. Грозный Лавицкий сделал нам замечание, но я всё же привёл роту на развод. Раткевич ещё долго на меня дулся и объявил мне бойкот.

***

Через две недели с учений приехала рота. Это было довольно печальным для нас событием, снова погрузиться в этот уставной каламбур после немыслимого отдыха.

Лица ребят были изнемождёнными и меня, сменившегося с наряда, отправили к «холодной» разгружать грузовики с палаточным городком. Разгружали до самого вечера. Грузовики всё прибывали и прибывали. Приходилось пахать со всем батальоном. Командовал нами прапорщик Станкович и по нему было видно, что он в бешенстве.