Сергей Комяков - Запрещенная Таня

Татьяну поразило слово «ленинградская семья», как будто можно иметь московскую или ленинградскую совесть или судьбу. Впрочем, именно такие и имеют.

— Но ведь я улетел по вызову, — чему-то улыбнулся он, — теперь вот вернулся, чтобы продолжить работу на родине. Но как только слежаться условия, я обязательно перевезу свою московскую семью в Ленинград. Но вот мы отвлеклись. Я рассказал вам это для того, чтобы вы поняли, что имею прямое отношение к блокаде. Я тоже блокадник, награжден, к слову медалью «За оборону Ленинграда», и понимаю о чем говорю.

А Татьяна почему-то в очередной раз подумала о том, что на войне гибнут лучшие. Она уже знала, что город стал наполняться такими блокадниками, которые заменяли умерших. И она не сомневалась, что скоро все шестисот тысяч умерших будут заменены блокадниками и фронтовиками с Дальнего Востока, Сибири и Средней Азии. Они не только приедут, но и будут учить жить ленинградцев. И среди этих новых блокадников, Максим Вадимович был не из худших, хотя и не менее мерзким.

— Значит, вам не нравятся мои стихи? — переспросила Татьяна.

— Вы не так поняли меня, — Максим Вадимович улыбнулся понимающей улыбкой, — ваши стихи не совсем уместны сейчас. Но изменить стиль сразу сложно.

Она кивнула и заметила, что перед Максимом Вадимовичем лежит листок с несколькими плана разговора с ней.

— Нам всем понятно, как тяжела была блокада. И как тяжело всем нам она обошлась. Может вам отдохнуть? Съездите в Пицунду в санаторий на пару месяцев.

— Вместе с мужем? — с ехидцей спросила Татьяна.

— Если хотите. Если его отпустят с работы, — с радостью согласился Максим Вадимович, — то мы дадим вам две путевки.

Через шесть дней они с Мишей выехали в Пицунду. Это была последняя путевка в П Пицунду получена Татьяной от Госрадио.

За все надо было платить. Максим Вадимович показал Татьяне на стул.

«Чем —то на особиста стал похож», — отметила Татьяна.

— Сегодня я хотел бы отметить те изменения, которые происходят в нашей культурной политике, — убедительно сказал Максим Вадимович.

— Вы решили мне лично все объяснить?

Максим Вадимович неказисто улыбнулся:

— А вы все колкости говорите, но ведь есть и общая политика. Политика государства.

Максим Вадимович сделал авторитетную, с его точки зрения паузу.

Татьяна хмыкнула так громко, чтобы он услышал.

— Понимаете в чем дело, — Максим Вадимович как-то очень тепло посмотрел на блюдце с печеньем, которое стояло у него с края стола, — сейчас некоторые культурные деятели Ленинграда подвергаются обоснованной критике за преувеличение роли Ленинграда в прошедшей войне. Согласитесь, что не правильно.

— Утверждать особую роль в общей победе одного города или одного человека совершенно не правильно, — согласилась Татьяна.

Максим Вадимович заулыбался:

— Вы совершенно правильно все понимаете. Партия и правительство дали взвешенную и объективную оценку роли и отдельных лиц и граждан в войне, а так же оценили их вклад в победу. Менять это самовольно совершенно неправильно. Это не прерогатива отдельных лиц.

Татьяна согласно покивала.

— Вот сейчас товарищам Ахматовой и Зощенко правильно указано на их ошибки. Вот и журналы «Москва» и Ленинград» чрезмерно превозносили роль ленинградцев в войне. Это все сделано правильно и политически верно.

— Думаю, что они писали не об исключительной роли Ленинграда, а о жизни Ленинграда в годы войны. Об этом писала и я.

— Конечно, конечно, — быстро ответил Максим Вадимович, — это можно назвать по-разному, но главное в том, что есть решение партии и правительства. Но важно о вашем творчестве.

— А что о моем творчестве, — зло посмотрела на бюрократа Татьяна, — весь Ленинград был фронтом, здесь и линии фронта не было. Вот об этом все должны знать.

— Так же знают об этом все советские люди, — примирительно сказал Максим Вадимович, — огромную роль большевистская партия и советское правительство уделяло пропаганде борьбы Ленинграда. Вот и ваши стихи издавались и издаются по всей стране. И будут издаваться. Но теперь необходимо более объективно описывать послевоенное строительство. Сейчас все изменилось.

— Я уже поняла.

— Вот видите, как хорошо, как хорошо, — Максим Вадимович опять умно улыбался и скалил сломанные зубы, — вам бы немного изменить направление творчества. Указать в стихах не только на ленинградцев и руководителей города, но и руководителей страны.