Захар Прилепин - Некоторые не попадут в ад

Подъехала машина: да, Ташкент.

Обнялись; он уселся: плова? — не, не хочу! — водки? — отрицательно мотнул большой головой. Он будто чувствовал что-то.

— Как дела? — спросил. — Что в Москве? — и вечную свою зубочистку приладил в зубы (я ни разу не помню, чтоб он ел при мне, — он вообще ничего не ел, кажется, сразу пользовался зубочисткой).

Батя ему коротко всё изложил.

Они начали обмениваться мнениями, как всё исправить, — и, неизбежно, ко мне: «Ты не узнал насчёт встречи?»

У меня был козырь в рукаве. Я его достал.

— Узнал, — говорю. — Я встречусь. Надеюсь, что всё получится. Я попрошу его, чтоб тебя приняли.

— Не слетит твоя встреча? — переспросил Батя. — Высока вероятность?

— Думаю, да. Думаю, высока. Я просто не решил, о чём ему сказать ещё, помимо нашей темы. Я же не могу прийти на встречу и попросить только за тебя. Он скажет: а чего приходил-то?.. Но я подумаю и придумаю.

Батя кивнул.

Мы ещё сидели с полчаса, и тут охрана передала: никем не ожидаемая, сюрпризом прибыла генеральская делегация из Москвы — прозвучало наименование одной из государственных спецслужб, имя которой само по себе должно было наводить ватный ужас на всякого, пошедшего ей поперёк.

— Пять минут до подъезда! — доложила охрана.

— Надо уехать, чтоб вас тут не видели, — сказал Батя; он был спокоен.

Его явно хотели взять нахрапом.

Он и так не захмелел ни на миг — но разом стал вообще прозрачен: собранный, ясный взгляд и лёгкая, как перед дракой, бледность на щеках.

— Банный комплекс в километре отсюда, там пересидим, — сказал Ташкент Казаку и мне.

В минуту мы сорвались, каждый на своей чёрной, внедорожной, — и вскоре уже расселись в приятном помещении за деревянным столом. Ташкент неожиданно заказал водки у прибежавшего служащего.

(Кажется, уезжая, мы даже не попрощались с Батей: не было никаких рукопожатий, ничего такого. Больше я его не видел, и никогда не увижу.)

Ташкент и Казак гадали о происходящем, — я тем временем думал только об одном: император кивнул головой или нет? — по поводу того, что сейчас происходит.

Потому что если император кивнул своим, заявившимся с очередным критическим докладом визирям: да, делайте, да, работайте, да, надо навести там порядок, — то шансов никаких нет. Они приехали с большими садовыми ножницами и отстригут здесь любые, мешающие виду, конечности: головы, уши, языки, прочее.

Был шанс, что император ещё не кивнул, — но уставшие ждать кивка спецслужбы решили сыграть наудачу: заявиться и продавить свои кадровые решения, ссылаясь на волю Москвы, — в то время как никакой такой воли явлено не было.

Надо было только суметь догадаться по незримым признакам: так ли это.

Я сказал об этом вслух.

Ташкент — я видел это впервые за несколько лет — выпил водки.

Раньше я думал, что ему противопоказан этот напиток, — что-то личное, или со здоровьем, — но нет, он опрокидывал одну за другой, ещё наливал — но оставался безупречно трезвым, изъяснялся предельно чётко и вдумчиво.

И Сашка Казак тоже продолжил ту, первую на моей памяти, рюмку, выпитую ещё у ставка.

Пил он, правда, через раз, и понемножку, — но тем не менее.

«Кажется, что-то будет», — подумал я спокойно, с некоторым, совсем не трагическим предчувствием, и вышел покурить на улицу — хотя Казак дымил в помещении и мне предложил следовать его примеру.

Просто хотелось подышать.

Пока меня не было, кому-то из моих больших товарищей пришла, как им показалось, замечательная идея.

Казак мне её изложил в нескольких словах, вот они: давай мы тебя назначим главным.

— Повтори ещё раз, — улыбнулся я. — Мне кажется, ты шутишь.

— Нет, мы не шутим, — сказал Казак. — Смотри: нам нужно выиграть время. Верно? Исходя из твоих же слов. Завтра тебя — мы придумаем, какая именно общественная организация лучше подходит, — выдвинут на должность премьера Донецкой народной республики.

— У нас же Захарченко премьер.

Ничего, это неважно, поясняли мне. Важно, что ты станешь — вместо Ташкента — вторым человеком в республике. Даже бо́льшим по статусу, чем он. Почти равным Главе. Это собьёт приехавшим всю игру. Они ни за что не поверят, что мы это сделали сами. Они будут уверены, что решение приняла одна из башен Кремля. Им нужно будет выяснять, какая именно. Естественно, что они тебя не тронут. Случится примерно та же самая ситуация, что имела место, когда ты здесь создал батальон. Тогда три дня никто не мог понять, чьё это решение. Потом, как мы догадываемся, кто-то зашёл с вопросом к императору, тот в ответ на услышанную новость пожал плечами — «Поехал и поехал, его дело» — и тебя легализовали.