Захар Прилепин - Некоторые не попадут в ад

— Нет. Отлично повела себя природа с ними. Идём смотреть нижний этаж.

Появился я с бутылкой рома: наконец, отыскал. Чудо какое-то: никогда никакого рома не видел я в его доме, а тут была — как нарочно для этой чудесной, сполохами длящейся ночи.

Жене нашли бокал, Глава сказал, что ром не будет, — выпил ли он чего-то, не помню, — а я тоже хлебнул рома из горла.

Они продолжили спорить, находчиво торгуясь, разговор был уже на некоей грани, казавшейся мне опасной, — даже в пьяном виде я догадался, отчего: никогда не слышал, чтоб кто-то так долго ему противоречил.

Надо было как-то исправлять ситуацию, и я крикнул им из коридора, чуть играя:

— Нам домой пора! Там дети не уложены, жена! Домой!

От греха подальше вышел за дверь, стоял там с бутылкой рома, время от времени снова отпивая.

Голоса становились всё выше и выше.

Я расслышал только, как жена несколько раз спокойно, но громко повторила:

— Саш. Саш. Слышишь? Завтра договорим про дочерей, хорошо?

Он что-то, как мне показалось, упрямо и даже жёстко выкладывал в качестве ответа.

Через минуту она появилась, беззаботная.

Личка нас доставила обратно.

Уже возле своего домика, на улице, я спросил, протягивая ей ром:

— Вы нормально расстались?

— Ни о чём не беспокойся, — ответила она.

Утром, в девять, мне позвонила секретарь Главы: «Уточните номер соседнего дома, пожалуйста, у нас распоряжение его выкупить».

Я: «Будьте добры, забудьте об этом распоряжении. Если Глава спросит — скажите: Захару не нравится дом, и он лично объяснит, почему. Спасибо».

Мне (уже трубку клал): «А в аквапарк пойдёте? Вас там с трёх часов ночи ждут…»

(Надо пояснять, нет? Я ничего никогда не брал в Донецке. Дом мне — нравился. Это был прекрасный дом. У меня никогда такого не будет.)

Почему-то не в тот день, а много позже, я вдруг вспомнил и спросил у жены: «Слушай, а чего вы тогда обсуждали? Вы до чего-то договорились?» — она ответила: «Он перезвонил мне через полчаса ночью». — «Вы опять ругались?» — «Нет. Он был учтив. Более чем».

Больше ничего не сказала. Я и не спрашивал.

Только подумал: как он раздобыл в три часа ночи её российский телефон? Этого номера ни у кого здесь, в Донецке, не было.

…Дети и жена жили со мной почти полгода, до зимы.

Зимой — впроброс, на бегу, но строго и серьёзно — Батя говорит:

— Как раз думал про тебя. Захар, в Донецк заехали три снайпера и шесть взрывников. Все — профессионалы с отличной подготовкой. В их списке четыре человека на ликвидацию. Ты четвёртый. Я, Ташкент, Абхаз, ты.

«О, я вешу больше министра обороны», — довольно подумал я. Больше министра МГБ. Больше министра МВД. Больше всех полевых командиров, кроме Абхаза.

А что я должен был подумать? «Какой ужас!» — так?

Список был понятен.

Ташкент многое решал, контролировал экономику республики, рулил всеми основными сферами, включая оборонку, он был кум Главы, он был самый близкий к нему человек, — без него у Захарченко всё бы поехало набок, не соберёшь. Поэтому его нужно было убить обязательно.

Абхаз — из живых — был самым прославленным командиром в республике.

Так что — работали по символам.

Я был четвёртым, нормально.

Здесь не те гонки за позиции, в которых стоило бы сражаться, карабкаться на самый верх, срывая когти.

Однако минус был; примерно, как если минус сорок, а ты голый.

Объясню, это просто. Жена и дети тоже ездили на моей машине. Я зависал на передке или, напротив, торчал на «Праге», проводя совещания, — а они отправлялись кататься: не всё дома сидеть.

Будут заехавшие разбираться, кто сидит в машине? Нет.

— Вывези семью, — сказал Глава.

Он имел в виду: вывези временно, пока всех гостей не поймали.

(Одного вскоре взяли. У него была фотография Главы, курящего на балконе своего дома. Снято было с километрового расстояния — снайпер не решился бить так издалека; лучше выбрать момент получше, поближе. Пока выбирал — попался.)

Я помню, что за радость была у Главы, когда мои приехали ко мне; и понимаю, чего ему стоило сказать мне так.

Семье я в тот день ничего не сообщил. Они всё равно сидели дома и готовили со Злым — на всех — праздничный (никакого праздника не было) стол.

Съездил на границу с Луганской республикой — закупил оружия: полный багажник.

Чего только ни бывало в моём багажнике; если б «круизёр» стал сочинять мемуары, на любой стоянке четырёхколёсные коллеги уступали б ему лучшие места.

Вернулся — новость: погиб Мамай (или не Мамай был тогда? или Мамая убили позже?) — на передке, на «промке», в обычной ночной перестрелке.