Юргис Кунчинас - Менестрели в пальто макси

И чего тебе не хватает? Старую Корову упрятали в венлечебницу, Мирски вчера повесилась у себя на балконе. Матильда? Чем нам мешает Матильда? Ага-а-а-а. Ну, ладно, ладно, все в порядке, кончено, больше не полезет. Смеешься? Кудряшками вверх-вниз. Спит она, Матильда, вернулась из тюряги, со свидания. Миллеру еще трояк мотать. Она себе спит да спит, видел я: приволокла откуда-то мешок таблеток - и есть не надобно. Ну, правда! Мирски тогда еще предлагала дать тебе крови бешеной собаки, так сказать, клин клином, бешенство бешенством. Бешеной не нашлось. Мирски своими руками удавила своего Фобоса и нацедила крови. Ты выпила и глазом не моргнула. Назавтра старуха приготовила свою собачку по-корейски - утушила с рисом и черносливом. Уписывали все за обе щеки. А вчера вот Мирски повесилась - затосковала по песику... Понимаешь, какие тут люди - от умиления дыхание перехватывает. Сначала собаку принесла в жертву, потом и себя. Ты уже настолько поправилась, что приняла участие в похоронах. Мы зарыли нашу Мирски недалеко от барбакана 5 5 Барбакан - средневековое оборонительное укрепление. , на пустыре, придавили камнями и залили асфальтом, чтобы бродячие кошки не растаскали бедняжкины косточки. Ты и слезу смахнула, а я бросил на могилку пучок сухих былинок. Не помнишь? Ясное дело - едва держалась на ноженьках. А все же тот пучок и венки из вялых лопухов напоминают, что тут покоится старушенция Мирски, добрейшая душа. А ты-то вполне оправилась! Тащила меня к нам на Дно, требовала водки, махорки, луковки... Сырая Фобосова печень, натертая чесноком и подвешенная на клоке вонючей ваты, вернула тебя к жизни. Поставила не на ноги, а сразу на руки. Так ты и обошла всю комнату - на руках. Потом метким попаданием плюнула в остолбеневшую от изумления крысу и послала меня в Четвертое управление. Я преподнес начальнику удилище тюремной выработки (Миллер потрудился), шариковую ручку, и он прописал тебя на Мавританской. Теперь ты полноправная жилица Дна, никто тебя не обидит и не тронет - свято! Правда, начальника еще придется угощать, а он тебе не все подряд пьет. Отнесу ему трехлитровку валерьянки, будет орать, как мартовский кот. Эге, скажи, пожалуйста, зачем ты бегаешь на улицу Бокшто к Старой Корове, зачем таскаешь ей чеснок? Сверточки с подтухшей треской и кучи свежих «бычков»? Кончай, не то схлопочешь по физиономии, я такой.

Нет уж, ты замечательно прижилась на Дне, так отлично вписалась, что даже я слегка побаиваюсь тебя. Вечером могли бы закатиться в кинцо, но обещался зайти один поэт. Ханыга, само собой. Каждый день заливает глаза, зато как пишет! Молодой, а лысый, будь готова. Может, слушай, и ему рис по-корейски? Он весь худущий, вечно голодный, говорит, солитер у него. Эх, нравится мне, когда обо всем начистоту. Может, правда, рису ему, а? Что тут смешного? Смотри, рис вроде бы еще остался. Как там его готовят по-корейски? А ну-ка, почитай! Ну, ладно уж, я - ты уже не разбираешь. «Осторожно надрезать брюхо живой собаки, вынуть внутренности... заполнить тремя килограммами риса... затем брюхо зашивается, а собака - еще живая! - подвешивается на крюке и избивается до тех пор, пока рис не набухнет и не станет мягким». Нет. Спасибо. Можешь сама готовить. Я покамест...

Эй, ты чего? Что делаешь? Кончай, слышь?! Ты что задумала, а? Да брось ты этот нож, ну его. Фрау Комар, помогите! Матильда! Мирски! Не-е-ет! Люди! Она ведь меня... Ой!

Ой! Режь осторожней! Ради тебя все вытерплю. Сможете оба с этим недоумком... Ой! Ну, с поэтом... Отодвинь ты мои кишки да вместе с тазом подальше... вонища же, я ведь уже налакался... Больно! Поаккуратнее накладывай рис-то! Хватит! О-о, хватит уже...

Эй, не колоти так больно! Ага, теперь бей, а ну, давай, давай! Хор-ро-шо! Еще! Помнишь, как я...

Как ты... Как мы с тобой оба... Ух ты, садомазохисточка, ученица Леопольда фон Захера! Ой, еще! Отлично работаешь, крепче, с оттяжкой! Ого, наш рис, сдается мне, набухает. Погоди, давай-ка сейчас я... Тс-с... Так, вот так... сеяли мы мак!.. До дна! До самого дна! А, поэт уже здесь? Садись, Полинер, обожди, мы сейчас! А-а-а-а-х! Садись, говорю, наливай... Н-ну! Столько риса! А соус какой!

Я тебе говорил, что здесь Дно, зачем пришел?

Мавританская, четырнадцать. Пей, Полинер. Ну, садись, что ли. Второй этаж, окна во двор. Пей и ты, Ангел свалки.

Дно и Дно. Вечером в кино. В подвале покажут «Робина Гуда». Производства 1938 года.

Ух ты, Комар вернулась! И Миллер! И Матильда здесь. Что, и Мирски? Полинер? Ведь она... Ну, ладно, ничего, садитесь, фрау Мирски. И ты, дорогая, присаживайся, смелей!