Сергей Яковлев - Советник на зиму

— Слышала? Они своего первенства нигде не уступят: ни на этом, ни на том свете, — желчно сказал Низговоров. — Думаю, этот рай, куда все выстроились точно на престижную выставку, довольно гадкое место. Кругом разложение и смрад. Не видно света, потому что ты придавлен трупами людей, которым никогда не подняться, — их гораздо больше, чем воскресших. Среди них твои родные и близкие. Они виноваты лишь в том, что оказались слабее, то есть лучше тебя , и не смогли переступить черту… Ведь у Бога для всего сущего один закон — зачем Богу двойной стандарт? — и воскреснут те же, кто всплывает наверх здесь, на земле. Не хотел бы я в такой компании коротать остаток вечности. Ну да мне это и не светит.

— Не слушай их, они клевещут на Христа, — возмутилась Анна. — Господь сказал: «Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что я хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр?» Бедные не завидуют. Богатые, те — да. Они хотят, чтобы бедные оставались бедными, боятся сравниться с ними в богатстве. Удобнее верблюду пройти сквозь угольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие.

— Но ты можешь обещать мне, что все слабые и проигравшие окажутся на небесах?..

Речь закончилась. Над кладбищем, перебивая бодрый марш из репродуктора, явственно раздалось живое заунывное пение. Звуки в самом деле неслись от холма. Вглядевшись туда, Несговоров мог бы различить в мареве ясного майского дня прозрачный дымок очага над завалами глины и мусора.

— Помнишь слова, которые я заложила в Библии? — спросила Анна.

— «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные».

— А дальше?

— «Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы…»

— Вот видишь. Бог — он добрый. Его просто оболгали. Сатана не дремлет.

Стон за бугром то усиливался, то вновь стихал. Голоса были разные: мужские, женские… Каждый печально тянул свое, но иногда, совсем случайно, вслепую, все сходились на одной ноте или фразе и какое-то время пытались составить хор. А затем опять терзали слух разноголосицей.

— Вот расшумелись! — смущаясь, с укором сказала Анна.

Несговоров вздрогнул. Уставших хористов сменил низкий, но сильный и свежий женский голос. Песня была старинная, малознакомая, но что-то в ней тронуло и встревожило Несговорова. Может быть, он вспомнил, как слышал ее в младенчестве от мамы. Измученному человеку могло даже почудиться, что неведомая ему женщина повторяет все особенности пения, все заветные модуляции грудного голоса, запомнившиеся ему с той далекой поры, когда он погружался в сладкий сон у матери на руках…

— Кто это? — спросил он в смятении.

— Значит, узнал, — сказала Анна с улыбкой. — Пойдем туда?

Вечером у костра Шура плакала на плече брата и рассказывала, как услышала от вернувшегося из города соседа, что ее Вадим стал большим человеком и живет в башне, как тотчас взяла в конторе отпуск, попросила соседку присмотреть за двумя курочками и петушком, повесила на дверь замок и отправилась пешком на станцию — без ничего, в одном сарафанишке да телогрейке и с котомкой, в которой десяток яиц да лепешки для Даши с Вадимом. А когда добралась — узнала, что Вадим в тюрьме, в камере смертников, а дочурка уже покойница…

— Господи, у меня такое настроение было — хоть в петлю полезай! Одна-одинешенька осталась. Кому я здесь нужна? Хорошо, догадалась зайти на кладбище, поискать Дашину могилку… Тут и повстречала добрых людей. Теперь у нас новый губернатор, может, хоть при нем жизнь наладится. Как думаешь, а? Вот и тебя отпустили…

Временами Шура захлебывалась продолжительным надрывным кашлем, уходила к оврагу. Тогда сидевший напротив чуть в отдалении Волк — совсем заросший, со свежим глубоким шрамом на голове — хмурился и опускал взгляд.

Сидели возле очага прямо на земле. Рядом с Несговоровым по другую руку — худенькая Анна. За ней высокая прямая женщина с очень серьезной девочкой-подростком, в которых Несговоров, приглядевшись, мог узнать недавних трамвайных попутчиц: слепую мать с дочерью. Теперь повязки на глазах матери не было — похоже, она стала видеть. Были и другие, кого Несговоров встречал прежде. Например, горбун с внушительным голым торсом, что помешивал разваристые мослы в котле над огнем. Однако еще больше было незнакомых. Люди располагались одиноко и кучками, в семейном или приятельском кругу; некоторые женщины — с малыми детьми на руках. Кто-то, подобно зверькам, посверкивал глазами из черных гнезд-пещерок, во множестве сооруженных на склоне холма.