Надежда Днепровская - Визави французского агента

— Какой кошмар! Вот так выйдешь замуж, а муж окажется таким бешеным.

— Это мне так «повезло», но ведь он по-настоящему любит меня, покупает… покупал драгоценности, меха, все, что я захочу… — Ольга зашмыгала носом и плеснула коньячку себе в чай, предварительно предложив мне. — Через три месяца Оливье уволил няню Полины, которая хорошо говорила по-русски. Перед тем как уйти, она сказала мне, что я должна любой ценой вернуться в Москву. Но как?

— А зачем тебе было в Москву?

— Не знаю, но я ведь советский человек, я должна приносить пользу Родине.

— Ты говоришь, как на собрании, — усмехнулась я.

— Знаешь, есть люди, которые на собраниях говорят одно, а думают другое! Только я, правда, говорю, что думаю!

Ой-ой-ой! В этот момент я поняла, что не могу больше доверять Ольге и что надо быть поосторожнее в разговорах с ней.

— Ты молодец! Тебе не предлагали в партию вступить? — я неосторожно пошутила — сразу ведь не перестроишься.

— Откуда ты знаешь? — удивленно спросила Ольга. — Я пока кандидат!

— Ты так искренне озабочена пользой Родине! — уж чего-чего, а трескучие слова мы умели говорить еще с пионерского детства, только большинство не придавали им значения… но попадались и настоящие коммунисты.

— Надюша! Я должна извиниться перед тобой.

— За что?

— Понимаешь, мне долго не давало покоя, что я завербована, а ты нет. Ведь я не понимала тогда, что не каждому оказывают такое огромное доверие. Ну, я и рассказала Сереже про тебя и Марселя.

— Ну и что? — я изо всех сил старалась сохранить невозмутимое выражение лица.

— В том-то и дело! Сергей отругал меня, запретил мне кому-либо вообще об этом говорить, заявил, что ты тоже наша и что у тебя особое задание.

Я напустила на себя важный вид:

— Ну и за что ты извиняешься?

— Понимаешь, неудобно как-то! Мы же подруги, а я, получается, на тебя донесла…

— Нет, ты поступила правильно. Как человек с активной жизненной позицией, которому небезразлична безопасность страны! — я еще и не такие слова знала.

Ольга, к моему удивлению, проглотила эти газетные лозунги. Мы все иногда произносили такие слова на собраниях, на политинформациях, но Ольга, дочь коммуниста, директора завода, искренне верила в то, что говорили на съездах, писали в газетах. Она не заметила иронии в моих словах, к счастью.

— Но ты меня простила?

— На твоем месте так поступил бы каждый советский человек!

Ольга развеселилась, кинулась обниматься.

— Ты лучше расскажи, как тебе удалось вырваться? — я старательно поменяла тему.

— Я ведь хорошо жила с Оливье, он заботился обо мне и о детях, и я ему честно сказала, что мне рекомендовано вернуться в Москву…

— Серьезно? — я не поверила своим ушам.

Он тоже подумал, что я его разыгрываю. А когда до него дошло, что я всегда говорю правду, он просто взбесился! К счастью, он на меня не злился, устроил прощальный вечер, вернее ночь… — Ольга тяжело вздохнула.

— Давай, рассказывай!

Мы сидели на диване, забравшись на него ногами, на улице смеркалось, в комнате царил полумрак.

— Он уже купил мне билет на самолет, утром обещал отвезти в аэропорт. А вечером он устроил «фруктовое» прощание — придумал кидаться фруктами, клубникой в спальне! Это было потрясающе! Мы носились друг за другом голые, все измазанные соком, пили вино, было страшно и весело! Потом он посадил меня на плечи и начал танцевать, но поскользнулся, и я упала, сильно подвернув руку. Конечно же, я закричала, а ведь это просто был сигнал для моего жеребца! Он стал насиловать меня в этой грязи, я плакала, но самое поразительное — у меня был сильнейший оргазм! Такого я не испытывала никогда в жизни! Как какие-то болезненные, непрекращающиеся спазмы. Они кончились внезапно, и мое тело как будто онемело, я перестала его чувствовать и, наверное, заснула.

— Ты так рассказываешь…

— Что было, то было… мне снилось, будто Оливье перенес меня в ванну на резиновые коврики, что он нежно водит по моему телу губкой, что опять он входит в меня, и мне совсем не больно, а приятно. Я не знаю, был ли это сон, но утром я, свеженькая и чистенькая, с аккуратно забинтованной ручкой, сидела в самолете, который летел в Москву.

— Тебе бы книги писать! Я прямо видела все это в красках!

— Спасибо! Я сама возбудилась! Пойдем, пожуем чего-нибудь и выпьем коньячку.

Действительно, мне уже надоело слушать эти рассказы, читать журнальчики, которые в заботе о моем просвещении подкидывал Бернар. Журнальчики были французские, небольшие, по смыслу — как теперь «Спид-Инфо», я совершенствовала свой французский и черпала оттуда сведения об интимной жизни, об отношениях мужчины и женщины и даже о гомосексуалистах и лесбиянках.