Надежда Днепровская - Визави французского агента

— Надежда! Я тебя сразу не узнал! Ты стала такая… большая!

— Ты хочешь сказать, что я потолстела?

— Если бы я хотел сказать, что ты толстая, я бы сказал — ты же знаешь! Ты теперь просто роскошная женщина!

— И это коник такой маленький!

— Ну да, выродились лошади, и люди измельчали! Только ты расцвела! Я страшно рад тебя видеть! Вот тебе подарочек на день рождения, или на именины, ты уж прости, не мог вырваться раньше. — И с этими словами вручил мне флакончик Diorissimo, даже, я бы сказала, флакон! В такой красивой коробочке, аромат жасмина и ландыша — просто мечта любой советской женщины!

— Это очень кстати! Именины были всего две недели назад, подарок просто потрясающий, спасибо большое!

— О! У меня много подарков! Приготовься их получать! Видишь припудренный фингал под глазом?

— Да, действительно! И мне будет позволено спросить, откуда это «украшение»?

— Можешь не спрашивать, я сам расскажу. Это жесткий кулачок Марселя! Мы виделись!

— Где?! Когда?!

— А вот на эти вопросы, мадам, вы ответа не получите!

Глаза Бернара смеялись, он продолжал:

— Как вы помните, мадам, мне было велено сообщить о смерти этого джентльмена, что я и сделал… так и рассказал, что было велено… ведь врать нехорошо! Но недавно Марсель понял, что ты все знаешь: что он калека, что женился и… ну и так далее. Я виноват, проболтался… но, согласись, мы с ним уже три года тесно общаемся, и только сейчас он догадался, что для тебя он не покойник.

— Три года!.. И ты только сейчас об этом говоришь?!

— Так ты же не спрашивала! Как тогда он пропал, я не поднимал эту тему… Я думал, ты о нем забыла, вышла замуж и забыла!

— Ну и гад же ты!

— Вот-вот, он тоже так сказал, разъярился! Первый удар я пропустил, уж очень был он стремительный, зато и Марсель сразу запрыгал — ручку зашиб, кроме реакции, еще и привычка нужна. Мы немного поразмяли косточки — побеседовали, сильно размахивая руками, а потом посидели вместе за чашечкой кофе… Давненько я не пил такого кофе, где он такой достает? А что касается вас, мадам, то Марсель непреклонен, тем более вы развязали ему руки. Он не хочет с вами встречаться, потому что только вы способны заставить его бросить его любимую работу, а он этого не хочет.

— Да как же я могу кого-то заставить, тем более его!

— Потому что ты — «сокровище», и чтобы тебя уберечь, ему надо бросить все. Да и то, он боится, трусишка, что рядом с ним ты будешь в смертельной опасности. Выдумал невесть что! У него есть хрустальный шарик, иногда он прикидывается ясновидящим, говорит, что там, в шарике, как только ты к нему приближаешься, тут же исчезаешь. Мол, лучше ты будешь далеко, но живая. Туману напустил! В общем, это все трусливые отговорки предателя.

— Не говорит так! Он же твой друг! Все, что говорит Марсель, — правда, он хороший! Только так жаль, что он не хочет рискнуть… Как бы хотелось его увидеть!

— Конечно, друг, если бы мне было все равно, я бы и не говорил ничего! Не понимаю я его! Жизнь коротка, умирать все равно всем, рано или поздно, раньше даже лучше — болезней меньше! Ну, пристрелят тебя, жалко, конечно, но ведь — будет это великое чувство в жизни! Я ведь вижу, как ему плохо без тебя. Когда я встречаю его, первый вопрос — о тебе! Дурак он! И вот, пожалуйста! И ты сейчас похожа на сдувшийся шарик. Ненормальные вы оба!

— Нет-нет, я сейчас все это переварю… Ты знаешь, это прекрасно! Спасибо тебе, твои слова — бальзамчик на душу! Он любит меня! Золотой мой!

— О! Опять засияла! Любовь до гроба, дураки оба! Два сапога — пара! Ладно, вижу, ты в порядке, так ему и передам… когда увижу. Кстати, ты теперь будешь ездить в этой группе?

— Да. Меня свекровь отпускает по вторникам и сидит с Сашенькой…

Мы стали ездить вместе раз в неделю по утрам, пока в начале ноября Бернар озабоченно не сказал:

— Будут большие перемены, Надежда! Я, наверное, уже не смогу приезжать к лошадям! Предстоит много работы, ты завтра все узнаешь.

— Чего случилось-то? Что ты такой грустный?

— Понимаешь, новым царем будет Андропов, ярый гэбист. Он попытается навести порядок в сонном королевстве, думаю, что это ему не удастся, но он попытается.

— Ты о чем?

— Ладно, наплюй! Это все интеллигентское нытье, съел вчера несвежий сыр, наверное, чушь какую-то несу. Дай расцелую на прощанье!

А на следующий день сообщили о смерти Леонида Ильича Брежнева, отменили все передачи по телевизору, по радио звучала классическая музыка. Никто не работал и не учился, объявили траур на три дня. Когда опускали гроб в могилу у Кремлевской стены, по всей стране включили прощальные гудки заводы… Моя мама всплакнула: