Надежда Днепровская - Визави французского агента

— От этой картины исходит тепло! Она согреет мою маму!

Конечно, мне было приятно. Но я не могла начать новую картину, она должна была созреть в моей душе. Большинство маститых художников не признают женщин в искусстве, их можно понять, те с утра до вечера трудятся, пишут этюды, оттачивают мастерство, а женщины с утра до вечера готовят, убирают, стирают, занимаются с детьми и по ночам, если еще остаются силы, что-то там малюют.

Большинству женщин не удается полностью овладеть мастерством живописца или графика, но в их работах столько чувства!

Почти одновременно с отстранением от работы Сергея арестовали Бернара, привезли на Лубянку и начали допрашивать. Подняли все его дела: какие он проводил консультации, кто на них присутствовал… Сначала было довольно спокойно, у него было много приятелей повсюду, и среди сотрудников КГБ тоже. Бернар сидел в камере, иногда его вызывали к следователю.

Потом начались аресты крупных чиновников, а те, которые помельче, начали усердствовать, демонстрируя свое рвение по службе. Бернар не мог понять, чего от него хотят. Никаких секретов у него не было, соглашаясь честно служить своей истинной Родине, он всячески демонстрировал свою лояльность, был в дружеских отношениях со многими высшими чиновниками… Это его и погубило. Следователям было важно узнать всю компрометирующую информацию о них, информацию, которой, конечно, владел Бернар. Но он рассказывал малозначительные эпизоды: как они были на охоте, какая рыбалка на Селигере, какого щенка кавказской овчарки он достал полковнику С., и жена у товарища В. такая б***ь! Это не устраивало следователей, им нужен был настоящий компромат. Но Бернар прекрасно понимал, что, утопив своих покровителей, сам уже никогда не выплывет. Официально ему было предъявлено обвинение в антисоветской пропаганде, на очных ставках девушки подтверждали, что он рассказывал анекдоты о Брежневе, об Андропове, пел антисоветские песни.

А он тут же рассказывал новый:

— Вот вы тут х**ней занимаетесь, а Андропов представлен к Нобелевской премии!

— Серьезно?

— За величайшее открытие в области физики — «Скорость стука превышает скорость звука»!

Следователей это сильно раздражало.

Но чем больше крупных чиновников понижали в должностях, чем больше проводилось проверок, тем сильнее следователи дрожали за свои места и тем усерднее они становились.

Начались пытки, в КГБ самой распространенной была пытка, которая не оставляет следов, но очень действенная. Бернара ввели в кабинет, поставили перед столом следователя и предложили подумать, что он хотел бы добавить к своим показаниям. Так он простоял шестнадцать часов. Он изучал в Корпусе методы ведения допросов, но не думал, что это когда-нибудь его коснется. Следователи менялись, пили чай, он стоял расслабившись, пока не почувствовал, что скоро упадет.

Перед ним сидели три следователя, которые обсуждали вероятность получения премии, и вдруг, подражая голосу Андропова, Бернар сказал:

— Товарищи следователи! Будем работать или будем сидеть?

Те просто замерли, а потом измолотили так, что его неделю никуда не вызывали, чего, впрочем, он и добивался. Тем самым он избавил следователей от необходимости заботиться о чистоте «экспериментов».

В дальнейшем при первых попытках его поставить он садился на пол и вступал в неравную схватку с крепкими ребятами, обутыми в тяжелые ботинки. Отлеживаясь на полу или на койке, Бернар раздумывал над тем, что, в сущности, в СССР жизнь ничего не стоит, есть человек — и нет человека, и никого это не волнует, кроме, может быть, родственников.

Когда он стал работать с органами, то сделал это так демонстративно, что его друзья смогли вовремя уехать, а Клер, оказавшись во Франции, поменяла фамилию и местожительство.

Все это теперь всплыло, ему припомнили даже аморальный образ жизни.

Это продолжалось больше года. Иногда Бернар существовал в относительном покое, когда вдруг требовалась его консультация — его помещали в камеру и не трогали столько, сколько нужно было для дела. Тогда он острил, что теперь-то он не опаздывает на работу и его не лишат тринадцатой зарплаты.

А потом все начиналось сначала. Он не молчал на допросах, говорил о чиновниках-взяточниках, сластолюбцах, он знавал многих, но рассказывал о них ничего не значащие забавные истории. Но зато полковника Тарасова он расписал в таких красках, привел такие факты, что того вскоре разжаловали в рядовые. Трудно было понять, кто здесь и в какие игры играет. Иногда следователи предпочли бы, чтобы Бернар ничего не говорил…