Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Рассказала и на работе. Скрыть нельзя. Спрашивать стали, почему он не бывает в жэке.

В суете, в надеждах, в тоске промелькнула последняя неделя мая. Борис не появлялся, и Гале казалось иногда, что не был он у нее. Просто один из тяжелых снов, которые мучают ее ночами. Но Люба однажды подошла, напомнила. Сказала, что Борис разговаривал с друзьями. Они вроде бы согласны, но родители упираются, не прощают. Особенно Лев Борисович, директор ресторана. Вечером они с Борисом заглянут к ней обсудить. Борис вертушку принесет, рок послушать.

Пришли с магнитофоном, сидели допоздна. Когда ушла Люба, не помнила. Утром снова чувствовала себя скверно, охала, плакала. Не хотелось жить… Тоска, тоска! Что происходит с ней? Что с Ваней? Почему Борис здесь? Почему она лежит рядом с ним, а не летит к Ивану? Как он там? Вопросы эти разрывали сердце… Смесь у Бориса кончилась. Он вчера приказал Любе, чтобы она привезла от приятеля ампулы, записку ему написал. Ждал Любу с нетерпением, знал, что не подведет. Только бы поскорей пришла. Жалко было Галю, мучилась бедняжка! Когда услышал стук, бросился открывать.

— Принесла?

— Есть, не прыгай…

— Скорее! — потащил ее в комнату Борис.

Галя увидела Любу, зарыдала сильней.

— Что я делаю!.. Ой, дура я, как же мне плохо, ой, как тяжко! Что же происходит, что происходит?!

— Не реви, — говорила Люба спокойно. — Сейчас укольчик сделаем, успокоишься… Мне тоже не сладко. Муж на рогах ходит, домой, говорит, не пущу… — Она вышла в кухню, приготовила там все и вернулась, держа шприц вверх иглой.

— Давай руку.

— Нет, нет! — закричала Галя, закрываясь от нее одеялом. — Я не буду! Не хочу! Я уколов боюсь!

— Дура, это же успокоительный… Мучиться перестанешь, — говорила ласково Люба. — Высунь руку, а сама закройся, если боишься… Боря, подержи!

Потом они с Борисом сделали друг другу уколы.

Суд Егоркина состоялся в среду. Везли его к зданию районного суда в том же самом темно-зеленом милицейском фургоне с зарешеченными окнами. День такой же пасмурный был. Моросил дождь. На улицах было малолюдно. Торопливо проплывали зонтики. Иван жадно смотрел на свободных людей, на мокрые стены и думал, с какой бы радостью пробежался бы он сейчас под дождичком. Черт с ним, пусть не оправдают, лишь бы условно дали, лишь бы быть на свободе. А может быть, не прав дядя Степа? Может, бывает, что и оправдывает суд? Дядя Степа говорил: если попал под суд, прав или не прав, срок обеспечен. Наши суды не оправдывают. Судьи считают, что невинные люди под суд не попадают. Большинство судей женщины, не разумом судят, эмоциями. И Егоркин загадал, если будет судья женщина, не оправдают, мужчина — оправдают.

Вылезая из машины, огляделся, не видно ли близких возле подъезда. Никого не было. Волновался, хотелось поскорей увидеть Галю, Варюньку.

— Во, смотри, сразу видно, матерый бандюга! — услышал он женский голос и оглянулся. Неподалеку возле газетного киоска стояли две пожилые женщины и смотрели на него. Говорила та, что попроще.

— У, смотри, зыркает, так и зыркает! Дай ему в руки нож, пойдет крушить…

Егоркин усмехнулся про себя горько. Обидно стало и больно, слезы выступили. Подумал, шел бы на его месте Леонид Семенович, с уважением глядели бы.

Вошел в зал и остановился, сразу увидел Галю. Она при его появлении вскочила, подалась к нему, но ее удержала Наташа, с силой усадила на место. Губы у Ивана задрожали. Но Галя улыбалась, и он тоже скривил улыбку. Милиционер подтолкнул его к скамейке за барьером и сказал тихо:

— Садитесь.

Иван опустился на скамейку, не спуская глаз с Гали. Она глядела на него радостно, пыталась встать, но Наташа что-то говорила ей сердито, удерживала возле себя. В небольшом зале было малолюдно. Егоркин видел Варюньку, Антошкина, Маркина. Сидели они в центре зала. В первом ряду расположились четыре парня. Наверное, те самые молодчики. Было еще пять-шесть незнакомых людей. Маркин, заметив, что Иван взглянул на него, поднял над плечом сжатый кулак и улыбнулся, подбадривая, мол, держись, мы с тобой.

— Встать, суд идет! — раздался властный голос.

Зал зашевелился. Поднялся и Егоркин, повернувшись к двери. Одна за другой вошли три женщины, сели в высокие кресла. Посреди, за самым высоким, оказалась суровая, хмурая женщина с властным лицом. Заняли свои места и прокурор с защитником. Суд начался.

Иван, увидев, что судить его будут женщины, почувствовал себя, как заблудившийся в лесу человек, который услышал шум неподалеку, решил, что набрел на дорогу, впереди гул машин, бросился на шум, а выскочил к водопаду. Отчаяние охватило его, не слышал, что говорилось вначале, зачем выходили люди, что у него спрашивали, соглашался машинально. Очнулся немного, когда дело зачитывали. Потом стали спрашивать потерпевших. Все четыре парня утверждали, что Борис пригласил Галю послушать музыку. Когда она пришла, буквально через несколько минут ворвался ее муж, избил троих и увел жену. Защитник выслушал двух парней молча, а у Сергиевского спросил: