Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Главный, Михаил Никанорович, был на вид мужественным человеком. И внешность не обманывала. Он сделал газету одной из самых честных, болеющих за будущее страны, а это сделать было не так просто в те годы. Для Михаила Никаноровича место главного редактора газеты не было очередной ступенькой по лестнице, ведущей наверх. Это было его дело. Он не осторожничал, что из-за острой публикации им будут недовольны наверху. Считал важным разговор на страницах газеты о какой-либо проблеме и начинал его. Читатели заметили перемену в настроениях газеты после прихода Михаила Никаноровича, и она быстро стала популярной. Ее ждали, ее искали, ее публикации обсуждали. Петя надеялся, что главный поддержит его.

Михаил Никанорович выслушал Антошкина, посмотрел статью, подумал, спросил:

— Вы хорошо знаете Егоркина? Не эмоции ли владеют вами?

— Мы все время твердим: положительный герой, положительный герой! Нам нужны новые Павки Корчагины! А появись сейчас Павка, он быстро окажется за решеткой рядом с Егоркиным… Егоркин не Корчагин, конечно, я их не сравниваю, но для меня он герой нашего времени, положительный герой! Он молодой еще, задиристый, неотшлифованный. Но от нас зависит — сломаем мы его, отшлифуем под обывателя, равнодушного к делам страны, или…

— И это эмоции, — улыбнулся, перебивая, Михаил Никанорович. — Хорошо, печатать это, — он положил руку на статью, — мы, конечно, не будем. Скороспелая… Ни со следователем ты не встречался, ни с теми… пострадавшими, да и апелляция, вероятно, будет… Я сделаю вот как… Сегодня я еду на совещание, там будут генералы из МВД и из прокуратуры. Я познакомлю их со статьей. У них сейчас начинаются большие перемены, немало такого, — похлопал он ладонью по листкам статьи, — выявляется… А ты следи за ходом дела Егоркина. Без пристрастия и гнева собирай материал, а когда завершится, утвердится, напечатаем… Если надобности не отпадет, — улыбнулся он.

Маркин в это же самое время сидел в приемной ЦК КПСС. Приехал пораньше, ждал, когда откроется окошко и начнут записывать на прием. Людей было много. Со всех концов страны приезжали сюда искать правду. Были здесь молодые и старики, женщины с детьми, все печальные, озабоченные.

Стукнуло окошко, и пожилая женщина, привыкшая к человеческому горю и не подозревавшая, что просто так, от нечего делать, сюда не пойдут, грубовато и равнодушно прокаркала Маркину:

— Москвичи обращаются в горком! Здесь для иногородних. Следующий!

— А где горком? — спросил Маркин.

— В справочном! Не мешайте… Что у вас?

Маркин отошел разочарованный и растерянный. Сколько надежд у него было связано с ЦК! Горком не то, в горкоме те люди, на которых он шел жаловаться, имеют влияние. Не будут с ними связываться, считал он. К нему подошел седоватый мужчина, слышавший, что он спрашивал, где горком, и объяснил, как добраться до приемной.

Через час Маркин сидел в кабинете приемной Московского горкома партии и рассказывал о невинно осужденном Егоркине.

А в приемной Президиума Верховного Совета СССР ждала своей очереди на прием Варюнька Хомякова. Она приехала сюда с девочкой. Оставить было не с кем. Муж посоветовал ей обратиться к правительству с просьбой пересмотреть дело брата. Колька знал, что даже с ходатайством о помиловании обращаются в Президиум Верховного Совета, значит, суд подвластен Президиуму.

Никто — ни Антошкин, ни Варюнька, ни Маркин не знали о действиях друг друга, не сговаривались, решили самостоятельно.

Только Наташа не верила в доброго дядю, не думала, что кто-то станет ни с того ни с сего заниматься судьбой простого человека. Нужен толчок, нужно показать, что за сила, с которой столкнулся Иван, тогда, может, и обратят внимание на дело Егоркина. И одновременно отомстит за него и Галю. Она позвонила Юре.

— Юра, пришла пора действовать! Хватит разглагольствовать о новой буржуазии, пора ее потревожить… Надо спасать Егоркина. Собирай сегодня пять — семь ребят решительных и хорошо владеющих приемами…

— Тюрьму брать пойдем? — засмеялся Юра.

— У меня есть план… при встрече расскажу. Собирай ребят, а я готовиться буду… Сижу у телефона. Операция в десять вечера, собираемся полдесятого в метро «Киевская-кольцевая» в тупике. Там с одной стороны выход, с другой — тупик. В тупике! Запомнил?

— Я это место хорошо знаю…

— И ждите меня, если запоздаю.

Встретились около десяти. Наташа опоздала, но ее терпеливо ждали. Прибежала она запыхавшаяся, взволнованная, с алыми щеками, выдохнула: