Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Не ори! — рявкнула Наташа и выволокла в коридор, крича ребятам: — Здесь хватит! Туда, — кивнула на комнату, где были двое парней и девица.

В комнате было разбито все, что можно было разбить: японский телевизор зиял дырой там, где был экран. Сервант разбит, осколки дорогой посуды горкой блестели на ковре. Остатки хрустальной люстры жалко и кособоко свисали с потолка.

Через минуту ребята сбегали по лестнице вниз.

— Спокойней, спокойней, — успокаивала Галю и ребят Наташа. Но больше всего себя. Испуганную, ничего не понимавшую сестру она держала под руку. Прошли арку.

— Все, ребята! Теперь разбегаемся. И тихо!.. Юра, мы с тобой…

Ребята ушли, а они направились к телефонной будке. Юра остался с Галей, а Наташа вошла, набрала номер милиции и возбужденно стала просить, чтобы срочно приезжали: в восемнадцатой квартире убийство происходит. Драка ужасная. Визг, крики, звон. Страшно слушать. Скорее выезжайте!

— Кто говорит? — спрашивал дежурный.

— Соседка, это надо мной… Скорее! Ой, что там творится…

— Адрес?!

Наташа назвала адрес разгромленной квартиры и выскочила из будки. Такси поймали быстро. На Кутузовском проспекте их в любой час много. Таксисты любят сюда ездить. Редко отказывают. Жирный район.

— Центральный телеграф, — сказала Наташа, впихнув чуть ли не силой Галю на заднее сиденье к Юре и села рядом.

Галя дрожала. Наташа обняла ее, прижала к себе и погладила по голове нежно:

— Закрой глаза, усни!

Машина мягко покачивалась. Голова Гали безвольно болталась у Наташи подмышкой. На улице Горького остановились.

— Юра, сходи дай телеграмму, — протянула ему Наташа бумажку с текстом и деньги.

Юра прочитал про себя: сообщаем вечером двенадцатого Кутузовском проспекте дом такой-то квартира такая-то задержана группа наркоманов и валютчиков. Милиция зависима от родителей валютчиков попытается факт скрыть. Подробности письмом. Телеграмма была адресована министру внутренних дел.

— Откуда ты взяла, что они валютчики? — спросил удивленно Юра.

— Она, — Наташа кивнула на Галю, — видела у Бориса доллары…

— А телеграмма зачем, если письмо будет?

— Пока письмо дойдет, все будет шито-крыто: звонка не было, никто никуда не выезжал, никого не брал. А так завтра дело под контроль возьмут. Я все продумала… Я все написала, как они приобщают к наркомании, как покупают милицию, суд…

Юра убежал, вернулся, выдохнул:

— Порядок!

Палубин на работу собирался в своей комнате. Надя на столе гладила ему сорочку. Молчали. Он морщился. Во рту было сухо и скверно после вчерашнего вечера. Почти каждый день, работал он или нет, Роман возвращался домой поздно, приезжал нетрезвым. Ночью порой подолгу сидел на скамейке у подъезда. Не хотелось возвращаться. Надя видела, что он сидит, смотрела на него в щель между шторами, плакала. Однажды вышла к нему, села рядом. Он нагрубил: спи, не спится тебе! Знала о том и Ира. Сегодня скверно было не только с похмелья. Вчера, когда он на машине возвращался домой, остановило ГАИ. То, что он пьян, видно было без анализа. Права забрали. И это уже во второй раз. Не везет. Сегодня нужно звонить, хлопотать, добиваться, чтоб только штрафом отделаться. Не дай Бог — лишат на год. И Леонид Семенович куда-то исчез, на звонки не отвечает. В мае ни разу не объявился, и до середины июня — не слышно. У директора ресторана о нем спрашивать Роман стеснялся. Лев Борисович в последнее время раздражительный, пугливый, осторожный. Борис рассказывал, что торговых работников берут одного за другим. По Москве ходили слухи, что в Андропова стреляли, ранили. Стрелял будто бы мужчина в форме майора милиции. Костя дня три назад шепнул, что арестован Григорий Александрович: дела заворачиваются — ужас! Даже министра внутренних дел шуганули. «Что-то будет!» — охал Костя. «Ничего не будет, — отмахнулся Роман. — Тех, кто обнаглел слишком, прижмут малость, и все по-прежнему будет». Исчезновение Леонида Семеновича беспокоило, неудобства создавало это. В прошлый раз, когда права забрали, Роман позвонил ему, рассказал, и милиционер на другой же день сам права привез, извинился. Ох, до чего скверно, как голова раскалывается… Телефонный звонок резко ударил в больную голову. Роман, морщась, схватил трубку, не дожидаясь второго звонка.

— Алло, — простонал он.

— Роман? — Мужской голос был напористый, уверенный.

— Я…

— Нам встретиться нужно.

Палубин не узнал по голосу, кто звонит.