Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Вылазь! — яростно перебил Роман. — Я не буду клеветать на… — Он хотел сказать «на Родину», но запнулся, не мог произнести этого слова и выкрикнул: — Вон!

— Так?! — злобно ощерился парень и взялся за ручку дверцы, надеясь, что Роман успокоится, но тот снова выкрикнул:

— Вон!

Парень выбрался из машины и, нагнувшись, кинул в открытую дверь:

— Хорошо! Я шевельну пальцем… Прямо сейчас… «Жигули» рванули с места, резко свернули на Садовое кольцо.

Приходить в себя Роман стал, когда машина нырнула в тоннель под площадью Маяковского, начал вспоминать обрывки разговора. «Чем он грозил? Чем пугал? Ах да, у меня же дома вещи Бориса! Ой-ей-ей!» Роман свернул с Садового кольца и помчался домой.

Лифт ждать не стал, взлетел по лестнице, прихрамывая. Левую ногу сводило. Надя все еще гладила белье. Чувствуя удушье, кинулся к шкафу, распахнул дверь, глянул на высокую стопку картонных коробок с японскими видеомагнитофонами. Куда их теперь? Надя молча и недоуменно следила за ним. Услышав звонок в дверь, Роман захлопнул шкаф и прислушался. Открывать идти не собирался. Влетая в квартиру, заметил Иру на кухне. Она откроет.

Ира готовила кашу девочке. Соню она устроила в детский сад на пятидневку, чтобы она не видела Романа. Когда он был дома, Ира старалась не выходить из своей комнаты, а Надя избегала ее. Кашу варила в маленькой кастрюле с длинной ручкой, помешивала, прислушивалась, не плачет ли Наташа. Девочка спокойной росла. Проснется и лежит, помахивает ручкой, шевелит губами, размышляет о чем-то. Надоест лежать, ухватится за край коляски, подтянется, сядет и сидит спокойно, рассматривает комнату, округлив губы, удивляется чему-то, агукает тихонько. Если Соня дома спит в кроватке, долго смотрит на нее, нахмурив брови, потом начинает будить. Сначала тихо, потом все громче, кричит: «О-о! О-о-о!», — пока Соня не зашевелится в кровати. Увидит, что разбудила, и улыбается.

— Ты что кричишь? — спрашивает Соня. — Играть хочешь, или а-а!

— А-а, — смотрит на нее Наташа.

Однажды Ира, входя в комнату, увидела, как Соня пытается вытащить Наташу из коляски. Увидела, испугалась, закричала: «Не смей больше этого делать!»

Ира попробовала кашу с ложки. Готова. Остудить надо и кормить. Пора. Она взяла кастрюлю и направилась в комнату. Только вышла из кухни, звонок, резкий, требовательный. Вздрогнула от неожиданности. Хотела пройти мимо. К ней редко кто ходит. Роман откроет. К нему. Но друзья его звонили не так, и Ира открыла. Увидела участкового милиционера и двух мужчин в штатском. Оба в серых пиджаках. Участковый козырнул, спросил:

— Палубин Роман Александрович дома?

— Дома… — Ира стояла перед ними с дымящейся кастрюлей.

— Вы кто ему будете? Жена? — спросил один из мужчин.

— Соседка, — запнулась Ира и указала на комнату, откуда выглянул Роман. — Жена там!

— Палубин? — спросил быстро один из штатских у Романа.

Он кивнул.

— Мы к вам… — Милиционер шагнул в комнату. За ним вошли штатские и закрыли за собой дверь. — Палубин Роман Александрович? — уточнил один из штатских, темноволосый и худой, по-видимому, старший.

Роман кивнул.

— Документы, пожалуйста. И ознакомьтесь с этим: ордер на обыск и арест… Павел Николаевич, — повернулся он к участковому милиционеру. — Понятых, пожалуйста…

Милиционер привел пожилую женщину из соседней квартиры и Иру. Пока он ходил, Роман понял, что влип крепко, сам приподнял диван, стал вышвыривать из ящика прозрачные пакеты с американскими джинсами. Ира, сжавшись, смотрела, как, шурша, шмякались на пол аккуратные пакеты. Надя стояла у окна рядом со столом, на котором была распластана сорочка, теребила дрожащей рукой шнур утюга. Темноволосый мужчина считал вслух.

— Шестнадцать, — произнес он и, взглянув на Надю, бросил: — Выключи утюг! — снова повернулся к Роману, сказал требовательно: — Еще!

Палубин открыл шкаф, указал на высокую стопку картонных коробок с японскими магнитофонами.

— Семь штук…

Обитатели в изоляторе менялись часто: одних уводили, других приводили. Егоркин ждал пересмотра своего дела в городском суде.

В камере его, как и на стройке, звали Студентом. Никто больше к нему не приставал. Барсук, кажется, потерял к нему интерес. Иван целыми днями читал книги, читал он и тогда, когда загремели засовы, открылась дверь и на пороге появился Роман. Остановился, растерянно озираясь.

— Романчук! — закричал Веня радостно. — И ты?.. С новосельем!

И направился к заулыбавшемуся Палубину. Знакомая душа есть, хоть и пустая, но все-таки легче осваиваться. Егоркин вскочил с нар, шагнул навстречу.