Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Здравствуйте, — брякнул Иван.

— Привет…

— С прибытием, — отозвались не все.

Указали свободное место на нарах на втором ярусе. Внизу, ссутулившись, сидел мужчина с маленьким, сморщенным и серым лицом от длинной и редкой щетины. Иван остановился возле своих нар, но не знал, что делать дальше. Хотелось сесть. Будь его постель внизу, он сел бы на нее, а на чужую, где сидел хозяин, неизвестно, можно ли садиться. И он стоял.

— Как там? — спросил у него сидевший человек со сморщенным лицом.

— Где? — растерялся Егоркин.

— На улице?

— Весна…

— Сирень цветет?

— Зацветает…

— В первый раз?

Иван кивнул.

— Привыкнешь… Зовут как?

— Иваном.

— Меня Степаном… Хочешь, зови дядей Степой. Егоркин глянул на него и улыбнулся. Мужчина догадался и тоже обнажил редкие желтые зубы.

— Да, ошиблись… Дядя Степа — ты.

— Эй, петух, двигай сюда! — услышали они громкий голос.

Звали от дальнего стола. Там три парня окружили сытого седого мужчину, смотрели в сторону Егоркина. Седой сидел, облокотившись о стол. Парни стояли рядом. Глаза дяди Степы сразу забегали. Он сделал попытку отодвинуться от Ивана, но остался стоять на месте и прошептал, не глядя на Егоркина.

— Тебя!

Иван сам понял, что зовут его.

— А что здесь значит — петух? — спросил Иван тихо.

— Гомик… Тот седой, кучерявый, Барсук, заправляет здесь. Мальчиков любит… Одного испортил… Ох, не завидую я тебе, парень!.. Иди, не гневи!

Но Егоркин остался на месте, будто не слышал. Камера притихла, разговоры умолкли. Иван догадался, что сейчас решится, какое место он займет среди этих людей. От его поступка в эти минуты будет зависеть отношение к нему. Все ждут его унижения. Одни с сочувствием, но помочь не посмеют. Другие ждут зрелища, рады от своей подлой натуры. Он понял, что нужно быть предельно жестоким. Иного языка не поймут. Слышно было, как Барсук негромко сказал:

— Веник, я не понял?

Один из парней — это был Веня, тот самый, с которым Роман играл в архитектора и геодезиста — быстро двинулся к Ивану.

— Петухан Петуховский, глуховат? Ухо прочистить надо… Не слышишь, зовут?..

— Кому нужен я, придет…

— Что-что? — Веня повернулся к нему боком и подставил ладонь к своему уху.

Иван схватил его за ухо, подтянул к себе и повторил прямо в ухо:

— Если я нужен, пусть придет!

И оттолкнул. Веня еле на ногах удержался. Дядя Степа отскочил от них в дальний угол нар. Оба парня, стоявшие возле Барсука, бросились к Егоркину. Он шагнул от нар навстречу, поднял руку спокойно:

— Ребята, не советую! Калеками будете!

Парни приостановились, стали с двух сторон заходить. Обитатели камеры, те, что были вблизи, поспешно отдалились. Иван сообразил, как нужно ударить, чтобы ошеломить всех и не так сильно повредить человека. Он сжался, как пружина, взлетел вверх и ногой ударил того, что был покрепче. Парень полетел в дальний угол камеры, сшибая табуретки. Второй отскочил, оглянулся, выбирая, куда отступать дальше.

— Помоги ему, дура! — указал парню Егоркин на лежавшего, а сам сел на нары дяди Степы.

Седой Барсук поднялся из-за стола, улыбаясь, и направился к Егоркину.

— Не унижай, не простит, — быстро шепнул дядя Степа.

Иван встал и пошел навстречу.

— Уважаю, уважаю! — улыбнулся Барсук, пожимая руку Егоркину.

— Я не хотел…

— Понимаю… Зови меня Леонидом Семеновичем. А ты кто?

— Иван… Студент.

Галя, прочитав записку мужа, не спала всю ночь, рыдала. Утром ее покачивало. Осунулась, глаза мертвые, круги под ними с желтизной. Стояла у зеркала, закрашивала круги, щеки, чтоб скрыть их матовый цвет, а душа ныла, ныла. Но как ни гримировалась, как ни старалась держать себя в руках, вести естественно на работе, техники заметили ее состояние, спрашивали, что случилось. Она отмахивалась: ничего страшного, старалась улыбаться. Но улыбка выходила мертвая. В коридоре ее встретила Люба и зашептала:

— Я все знаю!.. Я попробую тебе помочь. Будь вечером дома, приду не одна…

Галя обрадовалась. За любую соломинку готова была ухватиться, любой надежде рада. Даже не спросила, с кем придет Люба. В обеденный перерыв она ездила в тюрьму, узнала, когда можно передачу привезти. Теперь думала, что, может быть, надежду привезет.

А Люба добавила с сочувствием:

— Ты знаешь, кого он избил? Мамаша того, кому руку сломал, заместитель председателя райисполкома. Она за любимого сынка гору в пыль сотрет. Но она не так страшна. Отец хозяина квартиры, ему Иван челюсть свернул, директор ресторана, страшный человек! Да, влип Иван!.. Но ты не бойся, может, что сделаем…