Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Ой, ты не знаешь, какой Борис хороший!

Они обнялись, стали целовать друг друга.

— Как хорошо… что ты пришла… Я думала… все плохо… а все хорошо…

— Люба! — смеясь, потянул Борис Любу за руку и разнял их. — Идем, что скажу!

Он вывел девушку в коридор и сказал ей негромко:

— Уходи отсюда! Давай, давай, — подталкивал он ее к двери.

— Почему? Куда? — недоумевала Люба, глядела на него, не понимая, чего он хочет.

— Нам поговорить надо! О деле… Ступай, завтра встретимся! — Он вытолкнул Любу на лестничную площадку. — Иди, иди! — махал он рукой. — Завтра, говорю, встретимся… Не вздумай стучать! — приказал строго.

Люба дернула плечами, хмыкнула.

— Ты что, того? — махнула она ладошкой возле своего уха.

— Того, того, — ответил Борис и закрыл дверь.

Прислушался, услышал удаляющиеся нерешительные шаги и вернулся в кухню.

— Люба за вином побежала. Сейчас придет, — улыбался он, садясь поближе к Гале.

— А мне и без вина хорошо…

— Пускай, раз ей хочется.

— Пускай, — улыбаясь блаженно, вяло махнула рукой Галя и уронила ее на стол. Она сидела, прислонясь спиной и затылком к стене: выставив подбородок.

Борис взял ее руку в свою.

— Какие у тебя пальцы красивые… — прошептал он и стал целовать руку.

— Ванечке тоже нравятся… Ты целуй, а я закрою глаза и буду думать, он целует…

Борис стал целовать смелее руку, кисть, локоть. Поднялся, поцеловал в выставленный подбородок, в шею, в губы. Подсунул под нее руки и, не отрываясь от губ, поднял, постоял и понес в комнату. Она обвила его шею руками, шептала на ухо с закрытыми глазами:

— Ванечка… я твоя пушиночка… я лечу, лечу над тобой, — она засмеялась. — Не убежишь ты… Меня ветром за тобой гонит…

Под утро она проснулась от тяжести во всем теле. Было темно. Галя чувствовала, что Иван лежит рядом. Облегченно выдохнула: сон приснился ужасный. Будто была она на обходе и напали на нее хулиганы, а тут Иван прибежал, отбил ее, но хулиганы посадили его в тюрьму. Скверный сон! Что же так все тело болит? Неужели она напилась вчера? Где они были с Ваней вечером? — стала вспоминать. Но ничего не вспоминалось. Она обняла Ивана, прижалась к нему и потихоньку прошептала: «Ой, тяжко как!» — «Спи, спи!» — пробормотал Егоркин, отворачиваясь. Раньше он ее на грудь к себе укладывал, не отворачивался, если она ночью просыпалась. Где же они вчера были?

— Ванечка, почему ты маленький стал? — прошептала она сонно.

— Усох, спи!

— Ну и спи! — легонько толкнула она его в спину, отвернулась и уснула.

Проснулась, когда было уже светло. Ощущала она себя так, будто ее всю ночь палками били. Лежала спиной к мужу, чувствовала его теплую ногу. Шевелиться не хотелось. Снова вспомнился скверный сон. «О, Господи!» — пробормотала она и сказала вслух.

— Ваня, мы не проспим?

— Нет, — буркнул он хриплым, чужим голосом и обнял сзади.

Галя увидела его руку на своей груди и тряхнула головой. Рука была не Ивана. Померещилось, что ли? Она повернулась к мужу и отшатнулась, отскочила к стене. Ее обнимал Борис. Еле сдержалась, чтобы не завизжать.

— Что с тобой? — испуганно вскрикнул Борис.

Испуг его остановил Галю. Она закрылась одеялом.

— Что с тобой?.. То ты нежная… и вдруг? — Он привстал, протянул к ней руку, хотел погладить.

Галя отползла, спряталась за одеяло, лихорадочно думая: сон это или нет? Что произошло? Почему он здесь?

— Я же люблю тебя… ты сама захотела… Сказала, чтоб я остался ночевать, я хотел уйти…

Галя с ужасом качала головой, вспомнить вчерашний вечер она все не могла. Вроде бы Люба была у нее.

— А Люба?..

— Люба ушла… А меня ты попросила остаться, сказала, что страшно одной.

— А Ваня?

— Ваню мы выручим… Я же обещал.

Галя зарыдала, раскачиваясь:

— Ой, что же я сделала!.. Ваня! Ой, как тяжко!

Борис вскочил, быстро натянул брюки и помчался на кухню. Там плеснул холодной заварки в чашку, воды, смеси своей, взболтал и побежал к Гале. Она рыдала. Он погладил ее по голове, успокаивая, и поднес чашку к губам.

— Выпей, глотни, легче станет…

Зубы стучали о края чашки, Галя выпила. Выпила до дна.

На работу пришла веселая. Хохотала по любому поводу и без повода, говорила, что она пушинка, ног не чует. Техники смеялись над ней: вчера мрачная была, а сегодня раззадорилась. В приемную влетела радостная, поцеловала Любу.

— Он у тебя ночевал? — спросила секретарша мрачновато.

— Всю ночь дрых…

К вечеру снова стало плохо. Еле домой добрела — и сразу в постель. Сны тяжелые были, бредила. Утром чуточку отошла, полегче стало. Тягостно только, апатия. Лежать бы и лежать. Но пересилила себя: нужно что-то предпринимать. Побежала в магазин, передачу Ивану готовить. По пути позвонила сестре его, Варюньке. Она еще ничего не знала. Поплакала в трубку. Позвонила Маркину, думала, может, он на второй смене, но никто не отозвался. Вспомнила про Антошкина, обрадовалась: Петя помочь должен. Как же ей это сразу в голову не пришло? Дозвонилась ему, рассказала. Выслушал он молча, сказал — попробует что-нибудь сделать.