Борис Дышленко - Контуры и силуэты

Однако никто не указал на меня рукой, никто не закричал, вообще никак не отметил. Я не встретил даже ответного пристального взгляда. Встречные пассажиры равнодушно скользили взглядами по моему лицу и даже по шляпе. Здесь, в метро, на меня ложился сероватый налет толпы, и я был незаметен. Какой-то человек в плаще и шляпе пробился вперед. Поскорей заполнить освободившееся после него пространство, пока оно сохраняет форму его тела. Я был человеком в толпе, одним из них, я почувствовал симпатию к этим людям и даже родство с ними. Здесь не было общей темы, общей цели, здесь каждый был сам по себе со своими мыслями и заботами, и это смягчало и облагораживало всех вместе.

Я был прав относительно портрета: он был похож на меня так же, как и на тысячи других, тем более что художник сделал ошибку, изобразив меня с непокрытой головой. А то, что те “гориллы” в своем BMW оказались у станции метро, видимо, было случайностью, хотя, конечно, они, сидя в своем кафе, были более внимательны и подозрительны, чем пассажиры метро и, сначала просто отреагировав на залетного “ковбоя”, могли вслед за тем найти в нем сходство с портретом.

Все это меня не касалось. Здесь, в метро, было тепло и сухо, а наверху — я зябко поежился и поправил воротник плаща — слякоть и дождь, и мне не хотелось выходить, но я уже приехал.

Несмотря на дождь, который, правда, так и не стал проливным, у станции метро шла довольно активная политическая жизнь. Функционеры разных партий и движений в нескольких местах собрали немногочисленные группки сочувствующих, интересующихся и просто зевак. Сверху, с площадки перед павильоном мне был виден стенд, послуживший последние годы многим партиям и кандидатам. За эту неделю лозунги и листовки, по крайней мере с видимой мне стороны, не изменились. Отсюда хорошо читалось:

и на лице кандидата держалась та же решимость “малой кровью” установить порядок. Публика возле этого стенда собралась, как мне показалось, наименее склонная к порядку, в основном из тех, кого с утра можно встретить у пивного ларька, но ведь обещал же кандидат, что водка будет стоить пять рублей. Они возбужденно жестикулировали, причем преобладал сокрушающий жест кулаком, иногда ребром ладони, и очевидно, доказывали друг другу то, в чем каждый из них и так был убежден. Но издали все-таки создавалось впечатление, что они спорят друг с другом. Кто стоял по другую сторону стенда, отсюда не было видно, но если портрет там не заменили, то, вероятно, такая же публика, может быть, слегка разбавленная потерявшими работу продавщицами.

Другую более или менее крупную группу составляли сторонники коммунистов. Деревянная отполированная физиономия их лидера на укрепленном на шесте плакате соседствовала с портретом Сталина на таком же шесте. В отличие от той, что горячилась у стенда, в этой группе было довольно много женщин, все больше пожилых и с хозяйственными сумками, некоторые с раскрытыми над головами зонтами. Старики в этой команде выглядели менее активными и какими-то “не от мира сего”. Было жалко этих несчастных, обманутых жизнью людей, никогда особенно не веривших в идеалы коммунизма, но никогда и не сомневавшихся в них, а теперь вдруг лишившихся той соломинки, за которую они держались всю жизнь. Они тоже горячились, но в отличие от тех без всякой надежды, а только с отчаянием и злобой. Это были честные труженики, основа любого общества — революция всегда больнее всех бьет по ним.

Что до демократов, то они собрались довольно мирной кучкой у новенького фабричного изготовления стенда с глянцевым, хорошо напечатанным портретом премьера и надписью:

Это, в основном, были женщины средних лет и интеллигентного вида. Они не спорили и ничего не выкрикивали, только совали прохожим в руки какие-то газеты и листовки с портретом кандидата.

Мой патриотик приплясывал на ступеньках, размахивал пачкой националистических газет и объяснял всем, кого ему удавалось остановить своим странным видом, почему сейчас все патриоты и даже “мы, монархисты” обязаны голосовать за коммунистов. Он страстно убеждал выставить единый заслон масонам, пытающимся под видом демократов разложить нацию засилием насилия, секса и импортной продукции; говорил, что коммунисты — неизбежный этап возрождения Российской Империи, что однажды они возродили Империю, хоть и без царя, но Православие, Самодержавие и Народность облагородят прозревших теперь коммунистов — и еще Бог весь что. Я приостановился на ступеньках послушать эту галиматью.