Борис Дышленко - Контуры и силуэты

Солнечный зайчик, как пятнышко лазерного прицела, плясал на ее лице. Я подумал, что у снайпера, наверное, дрожит рука.

Камера показала лежащий в тесной прихожей труп, распластанный в луже подсыхающей крови, кусок стены, зеркало, обрызганное кровью. Повернутое к стене лицо лежащего ничком мужчины тоже было залито кровью, и я не мог его узнать.

Я попытался нарисовать психологический портрет убийцы. Кто он: патологический тип, маньяк или наемный убийца, киллер, как их теперь называют? Это не садист, не джек-потрошитель или чикатило, не таганрогский насильник, заставлявший свои жертвы надевать черные колготки — за этими убийствами нет секса. Может быть, это эстетствующий маньяк, ненавидящий все, кроме классического пения или джаза? История знает и такие примеры, а во времена всеобщего безумия чувства обостряются.

...и всеобщая паника, сметающая ряды театральных кресел, и красный луч лазерного прицела, разрезающий фиолетовый пар, и паника на площади, в завихрении вокруг гранитного столба, и воздетые руки пророков над обезумевшей от страха толпой, разинутые в беззвучном крике рты искаженных ужасом лиц, и кровь, и мигалки патрульных машин, говорящее что-то лицо комментатора, темные медленно шевелящиеся клубки рвущихся в улицы, топчущих друг друга людей, и общий план через резкий крест черного ангела на бурлящую площадь, рассеченную бледными молниями трассирующих очередей.

Комментатор на телеэкране кончил говорить и поджал губки. Электронные цифры над его левым плечом, подергиваясь, приближались к нулю. Я не дернулся, не похолодел и если вцепился в подлокотники кресла, то только для того, чтобы встать и переключить программу. Не могу сказать, чтобы я ожидал чего-нибудь подобного, но сейчас у меня было такое чувство, будто я заранее все знал. Вот так все просто. Нет, честное слово, я готов был рвать на себе волосы — ведь это было как раз то, что должно было произойти, — как же я не догадался! Ни сегодня утром, ни вечером, ни три дня назад, когда впервые увидел холодное осеннее небо сквозь разорванный глаз.

Нет, это не произвело на меня особого впечатления. Просто я люблю осень, ее яркие краски, ее до невозможного трезвые запахи и холодный трепещущий воздух.

Вы знаете это пьянящее ощущение трезвости? Нелепый оксюморон, но это так. И вот это холодное небо, оно ведь было и вокруг квадрата... Холодное небо, и если закрыть глаза или, например, запрокинуть голову, остановившись на влажной аллее, — не оно охватывает тебя и все, что вокруг — нет, оно попадает в обрамление сложнейшего, как географическая карта, рисунка скоплений желтых масс листьев: фьордов, заливов, шхер. Потом глаз начинает различать двойственность пространства. Оказывается, небо не переходит в воздух, окутывающий или срастающийся с этими массами — оно высоко и плоско лежит над пейзажем, а между — ничего. Но если все-таки, насмотревшись таким образом, после этого закрыть глаза — все снова перемещается в одну плоскость и представляется глянцевым цветным фотоснимком, сделанным широкоугольной камерой, или телевизионной заставкой, оттого что углы изображения немного растянуты: голубое в неисчислимо сложной желтой рамке, а вокруг еще квадрат. Квадрата нет.

Все это игра воображения, твое собственное состояние в этой осени в городе, где ты, несмотря на многочисленные знакомства, одинок. И в этом одиночестве иногда уменьшаешься до таких размеров, что какой-нибудь ничтожный штрих, нечто, почти не существующее, приобретает над тобой огромную власть. Может быть, что-то, еще только собирающееся случиться, но пока не случившееся? То, о чем ты помнишь, помнишь в деталях, хотя и не во всех, и когда оно случится ты снова вернешься к этим деталям, теперь уже к большему их количеству. Так на рисунке, на котором еще неясно, что будет изображено, уже видны какие-то линии, их направления, пересечения, соотношения отрезков, потом постепенно появляется общее изображение, оно уточняется, обрастает дополнительными штрихами... Но оно — это процесс творчества, здесь же как раз наоборот, здесь воссоздание: все начинается с деталей, с незначительных деталей, может быть, даже с таких, по которым трудно определить, что оно такое. Скажем, Италия еще не похожа на сапог, а тень древесной листвы на совершенно плоской стене демонстрирует тебе какие-то объемы, которых не существует на самом деле.