Борис Дышленко - Контуры и силуэты

У меня не было для него пятидесяти тысяч долларов. “Звезду? — с недоумением подумал я тогда, а теперь вспомнил слова гонимого ныне покойника: “Ведь, если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были? Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?”

Настал момент, когда у меня все “ложилось в строку”, и я подумал: нашелся же спонсор, отваливший такую сумму на “раскрутку” этой “жемчужины”. Может быть, такой же бандит, как и те, которые сидят сейчас за невысокой перегородкой в этом “раскрученном” ими кафе. Они вложили в заведение свои кровные денежки и теперь отмывают их от этой крови. Здесь они получают дивиденды, и это уже не рэкет, а бизнес. Отчего же тогда не вкладывать деньги в шоу-бизнес, который дает еще большие доходы, естественно, не идущие в декларацию.

А может быть, какой-то мафиозо через какого-нибудь шоу-дилера выдвигает на эстраду свою протеже. Как-то на днях главный редактор русского издания “Плэйбоя” рассказывал по телевизору, что в редакцию уже приходили разные гангстеры, готовые выложить круглую сумму за то, чтобы увидеть на обложке журнала изображение подружки. Кто-нибудь из этих романтиков может пожелать вывести в звезды девушку своей мечты. Он готов и просто из чистого тщеславия финансировать ее продвижение, а устранение конкурентов для него всего лишь рабочий момент.

“Брось, — сказал я себе. — Это слишком громоздко, и вообще ты знаешь, что это не так. Выигрыш в этой игре несравненно больше, и выигрывают многие, но банк срывает один. Принцип «ищи, кому выгодно» сюда не подходит, потому что это выгодно всем кроме жертвы, да еще тебя, телезритель”.

До сих пор мало что зависело от телезрителя, но когда вялотекущий детективный сюжет, развивающийся в телевизоре, постепенно набирает скорость и становится твоим сюжетом, ты не ищешь себе места в этом пространстве, но в какой-то момент замечаешь, что занял его. Просто потому, что ты там должен быть. Не обязательно ты, и вообще это не твое место, но для развития сюжета там должна оказаться какая-то фигура. Кто-то был нужен и он появился. Сначала неясный и призрачный, почти прозрачный, может быть, тот, в плаще и шляпе, мелькавший там и там. Ты мог его видеть в толпе или там, на ступенях Концертного зала, в телевизоре, еще где-нибудь. Вообще, это сначала было ничто, дыра, имеющая очертания человека, ложный силуэт на фотокарточке, да, ложный силуэт, образованный другими фигурами, но ты можешь придать ему смысл, изначально ему не свойственный, занять его место, наполнить его своим содержанием, начать изменяться по мере перемещения этих окружающих, образовавших тебя предметов, менять форму, очертания, пока эти предметы, силуэт, образованный ими, а следственно, и ты в нем, не станут равноценны и равнозначны, и ты уже влияешь на них так же, как они на тебя. Здесь начинает проявляться твоя воля, телезритель, лови момент.

Пока ты сидишь у телевизора и смотришь на действие, происходящее перед тобой на экране, ты — сыщик, пассивный, сопоставляющий факты, строящий предположения сыщик. Тогда задаешь себе традиционный для сыщика вопрос: “Как я повел бы себя на месте преступника?” И ты забываешь, что это телевизор, а ты телезритель, и выбираешь себе роль — вписываешься в этот силуэт. Смотри — не заиграйся.

Здесь ловушка: ты пытаешься построить логику преступления, исходя из своей — помни это — из своей психологии. Ты забыл, что ты это не он, и берешь на себя поступки, которых ты никогда бы не совершил. Взяв посылкой факт задуманного тобой преступления, всего лишь допустив это, — в конце рассуждения ты можешь с ужасом осознать, что ты способен совершить его. Ты был фоном, но предметы, ограничившие тебя, создали твой силуэт, точнее тот, который совпал с твоим. Может быть, это рисованый портрет. Теперь они совершают за тебя твои поступки — ты доверил им это. Ты не хочешь быть участником. Ты боишься быть участником — лишь телезрителем, — ты боишься шевельнуться, боишься, как бы добро не обернулось злом, как об этом говорится в Писании, но смотри, как бы неучастие не обернулось участием. Ты силуэт, созданный окружающими тебя предметами, ты рисованый портрет, созданный разными людьми на основании субъективных впечатлений, ты будешь таким, каким они сообща нарисовали тебя, и неважно, что ты не способен на преступление — на экране образ может подменить подлинную суть — он сам является сутью — и тогда он (ты) может совершить преступление.