— С ними можно нырять на глубину, — сказал он.
Ребенок оказался девочкой, она совсем не хотела есть.
— Съешь хоть что-нибудь, и можешь тогда не есть яйцо, — сказала ей мать.
Но девочка как раз хотела яйцо.
— Съешь бутерброд, тогда я тебя отпущу и разрешу сходить в гости к Штефану.
Мать Штефана, сидевшая за соседним столом, гостей принимать не захотела. Девочка обиделась на родителей.
— До завтра, — попрощались мы с соседями.
Мы шли мимо закусочных, ночных баров, сувенирных ларьков, мимо запряженных лошадьми повозок, блестевших лаком и снабженных ловушками для навоза, мимо возниц во фраках и старых кораблей, оборудованных под кафе. В этот второй наш день мы шли до тех пор, пока совершенно незаметно не очутились за городской чертой.
Мы брели по проселочной дороге. На обочине лежала дохлая змея. Отдыхавший на лужку у пригорка верблюд неторопливо повернул в нашу сторону голову. Он не был привязан. Неподалеку в тени пасся ослик.
За высокими оградами садов не было видно жилищ и людей. В приоткрытые калитки мы видели гигантские цветы. На деревьях сидели большие молчаливые белые птицы. Они лишь изредка разражались протяжным хохотом. У порога домов на табуретках сидели люди, они беседовали или вязали. Это были женщины, одетые в черное. Некоторые, увидев нас, вынимали из карманов своих передников раковины, розовые внутри, или посылали в дом ребятишек за лакированными сувенирными крабами, чтобы предложить их нам. Они не сердились, когда мы отказывались брать их товар.
Какая-то старуха затащила нас в сад и стала показывать морских коньков. Мы плохо ее понимали и начали листать словарь. Когда она узнала, что мы не из Западной Германии, в ее маленьких черных глазах, окруженных морщинами, блеснули веселые искорки:
— Да, коллега.
Мы купили у нее одного конька.
И она пожелала нам доброго пути.
Путь этот вел нас мимо дворов, в которых бок о бок жили овцы, куры и кролики. Мы видели двор, где рядом с цветущим розовым кустом строили дом. Он был еще не готов, а семья уже въехала в неоштукатуренный первый этаж. Они, верно, будут достраиваться на будущий год. Мы наблюдали через стекло витрины за пекарем, который пек хлеб на открытом огне, и съели на улице буханку горячего хлеба. Потом мы вышли к пристани. Там рыбаки сушили свой улов на длинных веревках. Расположившись на солнце, они попивали красное вино. Мы осторожно ступали по их сетям, разложенным по всей улице, но и автобусы ехали прямо по ним. К берегу причалил катер, похожий на пароходики с Миссисипи, как их рисовали на старых картинах. Он дал гудок, сзывая пассажиров. Кроме нас, на борт поднялись еще только шесть человек. Это был обычный рейсовый катер. Моросил дождь, и море сильно волновалось. Четверых пассажиров укачало, и они лежали в красном салоне. Мы остались на палубе. Капитан принял нас за соотечественников и показал нам играющих в море дельфинов. Один из них долго держался на носовой волне нашего катера. Обратно мы возвращались на грузовике. Водитель грузовика сам остановил машину рядом с нами и довез нас до автобусной остановки в соседнем местечке.
Мы по-прежнему регулярно являлись к завтраку. Это были паузы в нашем отпуске, когда мы приобщались к беседам о воспитании, часовой промышленности, солнечном загаре, о состоянии туалетов и о ночной жизни города.
Вечеринку нашей группы мы тоже выдержали с успехом. Музыканты, долго исполнявшие свои мелодии, наконец сдались и заиграли песню «Голубая, голубая горечавка». Солонки, тарелки и керамические ликерные рюмки были убраны со столов. Веселье нарастало, пока наконец кто-то не загорланил песню о старом кайзере Вильгельме.
На следующий день, он был последним, мы снова отправились в деревню, где были вначале, увидели старуху и цветущий розовый куст.
В деревне на каждой улице висели листки с извещением о смерти одного из жителей и его фотографией. У него было молодое лицо. Некоторые листки были защищены от дождя полиэтиленовыми пакетиками. А у дома, где жил покойный, наискось через извещение был прикреплен черный шарфик. Когда мы остановились у входа в этот дом, у нас было такое чувство, как будто мы знали умершего, как будто мы только что видели его на улице. Смерть одного опечалила здесь многих.
Мы купили клубнику, крупную, спелую, с налипшим песком. Мы услышали музыку, играли щипковые и проворная веселая флейта. Поискав, мы обнаружили музыкантов в саду перед рестораном. Там тоже была высокая ограда, а в ней приоткрытая деревянная дверь. Они сидели за столом, а напротив них расположилась старая супружеская чета, единственные посетители. Присев, мы стали слушать и смотреть. Супруги угощали музыкантов, в ответ те играли еще быстрее, еще веселее. От них исходило ощущение внутренней свободы, такое удовольствие доставляла им их собственная игра. Когда старики стали прощаться, официант поцеловал женщину в щеку.
Читать дальше