Он взял мое имя, потому что я была маленькой, а заступиться за меня было некому.
— Ты ту-ту-тут не од-од-одна, кому можно бы-бы-быть Брауном. А бу-бу-дешь лезть, опять ста-ста-станешь Ти-Ти-Тиси.
— Умру, а не стану, — говорю.
— Во-во-вот и у-у-умирай, — говорит. — А мое имя Б-Б-Браун.
Я хотела раскроить ему голову палкой, но по этому дураку было бить, что по столбу на веранде. Тут он кинулся на меня, а я стукнула его палкой и попятилась. Он все кидался, а я била его и пятилась. Била и пятилась. Потом он вырвал у меня палку и бросил ее в сторону. Я хотела схватить палку и упала. Посмотрела вверх, а он ко мне нагибается. И лицо не человеческое и даже не полоумное, а точно морда дикого зверя. Совсем звериное. Он меня схватил и потащил в кусты. Только он не успел сделать и трех, а может, четырех шагов, как слышу совсем рядом какое-то "блям-блям-блям". Только мне не до этого было: я старалась вырваться от этого полоумного. Где уж разбираться, какой это шум и почему. Потом опять слышу: блям, блям, блям. И всякий раз гляжу, лицо у него от боли морщится. Он все еще тащил меня к кустам, но, чуть услышу это "блям", он морщится. Потом вижу — по плечу его хлопает палка, и уж тут он обернулся. А Большая Лора снова палкой замахнулась.
— Оставь ее, кобель, — кричит. — Оставь, не то я тебе шею сверну.
Он выпустил меня, а сам стоит и смотрит на Большую Лору, будто не понимает, чего это она его бьет. Я хотела было вырвать у Большой Лоры палку и стукнуть его как следует, но она меня оттолкнула.
— Иди назад на плантацию! — кричит. — Иди назад на плантацию. Там тебе самое место, кобель!
— Не пойду, — говорит он.
— А я говорю, пойдешь! — говорит и снова палкой замахивается.
— Не пойду, — говорит он. (Ведь он был придурковатый и сам назад дороги не нашел бы).
Большая Лора хлопнула его палкой по боку. Потом еще два раза, а он только голову руками закрывал и охал. Он же придурковатый был, сам о себе заботиться не умел. Делал, что ему говорили, и все.
— Попробуй еще раз схватить девчонку, — сказала Большая Лора. — Еще один раз, и я тебя убью. — Она посмотрела на всех вокруг. — Это и вас касается. Вы свободны, так и ведите себя, как свободные люди. А хотите вести себя как на плантации, так и идите на плантацию.
Никто ничего не сказал. Все только в землю уставились. Большая Лора пошла к своим детям, а я опять села на бревно. Дурачок стоял у кустов, плакал и пускал слюни.
Солнце село, и мы отыскали на небе Полярную звезду. Большая Лора положила узел на голову, подхватила дочку, взяла Неда за руку, и мы опять пошли. Мы шли, и шли, и шли, и шли. Господи, как же долго мы шли! Я до того устала, что ноги подгибались. Некоторые ворчали и начали понемногу отставать. Но они не знали, куда им идти, и опять догоняли остальных. Большая Лора шла не останавливаясь и не оглядываясь, идут за ней или нет. Она крепко прижимала к себе девочку. Неда держала за руку и шла через лес так, будто точно знала, куда идет, и ничто не могло ей помешать.
Остановились мы совсем поздней ночью. Большая Лора бросила узел на землю, а детей усадила рядом. Потом вытащила из узла все, что в нем было, и расстелила для детей, как тюфяк. Потом она выкопала ямку и уложила в нее листьев и сухого мха. Под низ сунула кусочек ветоши и начала бить кремнем о железку над ветошью. Скоро она разожгла огонь и прикрыла его сырым мхом, чтобы пошел дым. Потом села рядом с детьми и стала махать над ними рукой, на случай, если москиты пролетят сквозь дым. Остальные подсели поближе, но все молчали. И слышны были только звуки на болоте — цикад, лягушек. А где-то на дереве ухала сова.
— Вы бы поспали, — сказала я Большой Лоре. — Я буду москитов отгонять.
— Ложись-ка сама, — сказала она. — Чтобы добраться до Огайо, тебе много сил понадобится.
Я только этого и дожидалась. Через минуту я уже спала.
Когда я открыла глаза, солнце уже поднялось высоко и кто-то кричал:
— Патрульные!
Все вскочили и бросились в кусты. Большая Лора крикнула, чтоб я взяла Неда и поскорей убегала. Я уже успела пробежать мимо, но вернулась, нагнулась, подхватила его и рывком подняла. Я то тащила его на руках, то волокла за собой. Мы залезли под куст, я прижала его лицо к земле и велела лежать тихо-тихо. Сквозь кусты мне была видна поляна, где мы ночевали. Дурачок так там и остался. Не мог понять, куда ему бежать и что делать. И чуть не во все стороны сразу кидался. Я было хотела его окликнуть, но побоялась, как бы патрульные не увидели, куда он побежит. А патрульные тут и появились, верхом на лошадях и мулах. Те самые белые голодранцы, которых нанимали ловить беглых рабов. Это они потом вместе с солдатами-конфедератами пошли в ку-клукс-клан. И тогда с ними были и солдаты. Их сразу можно было различить по одежде. Солдаты были в серых мундирах, а патрульные в отрепьях, не лучше, чем у рабов. Они подъехали на лошадях и мулах и, как увидели дурачка, сразу окружили его и стали бить палками. У некоторых были ружья, но им было жалко потратить на него пулю. А потом им больше нравилось бить его палками. Они его били, а он только закрывался. И они его били, пока он не упал. Тогда один патрульный соскользнул с мула, прямо через хвост, и ударил дурачка по голове. Я слышала, как она треснула, словно сухая жердь сломалась.
Читать дальше