Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Мы все время держались поближе к кустам. Нед устанет — мы сядем, погрызем чего-нибудь, а чуть он отдохнет, встаем и идем дальше. Когда солнце зашло и высыпали звезды, пошли по Полярной звезде. Остановились мы, только когда вышли к реке. Я сразу поняла, что нам через нее не перебраться: слишком она была широкая и глубокая. А потому мы вернулись переночевать на болото. Я вырыла ямку и развела костер, как накануне Большая Лора. Мы с Недом стали грызть сырую картошку, по две картофелины и два початка кукурузы я положила в костер. Нед поел и лег спать — я ему постелила на земле.

Я сидела, смотрела на Неда и думала, что теперь делать. "Мне надо заботиться об этом ребенке. И надо переправиться через реку. А через сколько еще рек надо будет переправляться, пока мы дойдем до Огайо?" — думала я.

Я смотрела на Неда. Он тихонько посапывал, словно у себя дома на тюфячке. Москитов я не слышала, но все равно махала над ним рукой, как вчера Большая Лора. Немного погодя я прилегла рядом и проснулась, только когда солнце уже било в глаза.

Такого красивого голубого неба я никогда раньше не видела. Никогда еще мне не было так хорошо. На всех деревьях пели птицы. Я разбудила Неда и велела ему смотреть на небо и слушать птиц.

Только Неду это все было ни к чему. Наверно, он думал о своей маме и сестричке. И я тоже о них думала, и обо всех других, и о дурачке, о том, как его убивали. Да только идти-то нам все равно было нужно. Вчера — это вчера, а сегодня — сегодня.

Я вытащила кукурузу и картошку из ямки. Они хорошо испеклись. Картошку мы съели сразу, а кукурузу я решила приберечь на обед.

Я завязала узел, Нед взял камушки, и мы пошли к реке. Но и при свете солнца она казалась слишком глубокой и слишком широкой, чтобы мы могли через нее переправиться, а потому я спросила Неда, как он думает, идти нам вверх по течению реки или вниз. Он посмотрел вверх по реке, потом вниз по реке, потом опять вверх. И мы пошли. Солнце теперь светило нам в спину.

Мы шли все утро. Иногда мы останавливались что-нибудь съесть. Шли мы по лесу, но так, чтобы все время видеть реку. Идем, идем, а потом я подойду к реке, погляжу, может, она стала помельче. Но река была все такая же глубокая и широкая.

Вечером мы услышали голоса. Река поворачивала, и вдруг мы слышим человеческие голоса. Я остановилась и подняла руку, чтоб Нед молчал. Он, правда, все время вел себя тихо-тихо, да только сейчас уж никак шуметь было нельзя. Мы долго прислушивались. Вроде бы разговаривали негры, но наверняка я не знала, вот и прислушивалась. А потом все-таки слышу — да, негры, и кивнула Неду: идем, мол.

За излучиной вижу — всюду разлеглись негры, едят себе и разговаривают. Никогда еще за всю мою жизнь я не видела столько счастливых черных лиц. Значит, мы дошли, значит, мы дошли до Огайо, думаю. Но если это Огайо, то почему мы так быстро сюда добрались? Зачем же я тащила на голове всю эту еду? И я перестала радоваться, словно меня обманули.

Они нас увидели, сразу перестали разговаривать и глядят на меня с Недом. А в стороне, гляжу, стоят невдалеке от того места, где они расположились, два фургона с мебелью и узлами. Теперь я уж не знала, что и думать. Откуда бы у черных такие вещи?

Я положила узел на землю и спросила, Огайо это или нет.

А они как расхохочутся! То молчали, а тут так со смеху и покатились. Один даже миску в воздух подбросил. И даже ловить не стал. Все из миски и разлетелось в разные стороны.

Потом они вдруг затихли. Почему бы, думаю. И тут вижу — по берегу идет белая дама. А с ней две девочки, примерно мои одногодки.

— Что вам нужно? — спрашивает.

— Мы идем в Огайо. Это Огайо?

— Это Луизиана.

— Луизиана? — говорю я. — Мы же столько прошли, а это все Луизиана? Вы не путаете, миссис?

— Нет, не путаю, — говорит она. — И будь я на вашем месте, так поскорее вернулась бы туда, откуда пришла.

— Нет, мэм, назад мы не вернемся, — говорю.

А тут подходит какой-то негр и кричит:

— Как ты смеешь перечить моей госпоже! Раз она сказала — поворачивай назад, так живо у меня.

Нед загородил меня и примерился было ударить его в живот, только я не дала.

— А зачем вы идете в Огайо? — спросила белая дама.

— За свободой.

— Вы и здесь свободны, — говорит. — Разве ты не слышала про то, что объявили свободу?

— Слышала, — говорю. — Да только я не верю.

И опять смотрю на негра. А он так на меня глаза пучит, будто вот-вот ударит. Лицо у него было круглое, лоснящееся, а глаза совсем белые: ну точь-в-точь надсмотрщик с нашей плантации. Таким первое удовольствие было бить беззащитных черных бедняг, которые не могли дать сдачи.