Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Кэнди, — окликает ее Лу.

— Ты ведь знал самого первого из Маршаллов, — говорит она Мату. Лу она вообще не замечает. — Ты знал дедушку Ната. Самого первого из Маршаллов. Помнишь, как он вернулся с войны… с Гражданской войны?

— Помню полковника.

— Ты всех их знал, — говорит Кэнди. — Ты вместе с моим дедом рос. Ты вырастил моего папу. Ты вырастил меня. Я хочу, чтоб ты помог мне и мое дитя растить, когда придет время.

— Я буду здесь, — говорит он.

— Да нет, не так, — отвечает она. — Не так, чтоб здесь под теми деревьями дух твой витал. Я хочу, чтобы ты сына моего за ручку водил. Рассказывал ему о дедушке. О плантации нашей рассказывал. Рассказал ему, какой была наша река, пока не настроили тут пристаней и домишек. Кто ему расскажет про все это — только ты.

— Я расскажу ему, — Мату говорит.

— Нет, — говорит Кэнди. — Что ты можешь из могилы рассказать? Ты умрешь, если тебя посадят в тюрьму. А с тобой вместе и деревня эта пропадет. Без тебя ей не быть. Мой папа — я же помню — на каждом слове все: ты, ты, ты.

— Я здесь останусь, — говорит Мату.

— Кэнди, — окликает ее Лу.

— Иди с ним, — Мату говорит. — Тебе уже давно пора идти. А за меня не беспокойся.

Лу еще поближе подошел.

— Ну пойдем же, Кэнди, — говорит.

А она все не идет, держит за руку Мату.

— Мой отец и остальные все… помню, на каждом слове всё ты, ты, ты, — повторяет. Лу старается ее оттащить, а она по-прежнему цепляется за Мату. — Все только и говорили: Мату… Все так говорили: Мату. Мол, на тебе все держится. Мол, что мы без тебя?

— Пойдем, Кэнди, пойдем, — упрашивает Лу и тянет ее за руку.

— Все говорили, без тебя все пропадет, без тебя мы не справимся… да просто ничего… не будет без тебя, Мату.

Мату накрыл ее руки большой, серо-черной, как зола, рукой и оторвал от себя наконец. Лу подхватил ее и снес вниз по ступенькам. Чего она только ни вытворяла: и обзывала его, и кулаками дубасила, и лягалась, и Мейпса всякими словами оскорбляла, — Лу ноль внимания. Отнес ее к дороге, затолкал в ее же собственную машину и захлопнул дверцу. Потом встал возле машины, прислонился спиной к дверце, а лицом к нам.

— Даю вам пятнадцать минут, — заявляет Мейпс, — а потом я его заберу. Хотите с ним ехать — дело ваше. Но предупреждаю: если вы потащитесь за мной в Байонну, я вас привлеку к ответственности за то, что вы мешаете сотрудникам полиции при исполнении служебных обязанностей. Все. У вас ровно пятнадцать минут.

Вошли мы в дом. А там уж темно; Клэту дернул за шнурок, и зажегся свет. С первого взгляда видно, что Мату живет здесь один. Обои, которыми его жена Лотти оклеила стены еще в незапамятные времена, изорвались и выцвели. На стенах, на рамках картин осиные гнездышки. С потолка паутина висит. В одном углу — старый шифоньер; старый умывальник с фаянсовым тазиком и кувшином — в другом углу, старая железная кровать у стены стоит, возле окна; а возле очага — кресло-качалка и скамья. На доске над очагом керосиновая лампа, на случай если электричество погаснет. Там же, рядышком с лампой, — его старая оловянная кружка, он ее завсегда с собой в поле брал. Уж до того она старая, эта кружка, что потемнела дочерна. Мату по одну сторону от очага стоит, Клэту — по другую. Билли Вашингтон у дверей, Руф — перед окном. Жарища в комнате невыносимая и духота, потому как закрыты и дверь, и окно.

— Ну, — говорит Клэту. — Что будем делать-то? Сами видите, кончается у шерифа терпеж.

— Мы разве раздумали делать, чего с самого начала надумали? — говорит Джонни Пол. Джонни Пол и еще несколько мужчин в дальнем конце комнаты столпились. — Если Мату посадят в каталажку, и мы все туда сядем… так ведь вроде договаривались?

— Вы теперь меня послушайте, — просит Клэту.

— Так, что ли, договаривались или нет? — не унимается Джонни Пол.

Я росточком-то не вышел, вот мне и пришлось протолкаться поближе к очагу. Янки со мною рядышком стоит, по одну сторону, Такер — по другую, а Чумазый впритык сзади, в затылок мне дышит. Клэту стал возле очага и ни на кого не глядит, а глядит поверх наших голов на Джонни Пола, в дальний конец комнаты.

— Дайте мне одну минуточку, — просит Клэту. — Одну только минутку. Слушайте. Все вы знаете, как я его люблю, — говорит он и кивает на Мату. — Все вы знаете, я что угодно для него сделаю. Все вы знаете, как я его уважаю, мало кого я уважаю так. И почему такое — вам известно. Потому что он не пасует никогда. Перед Фиксом он не пасовал; и перед другими, кто хотел его обидеть, отродясь не пасовал. Даже перед Маршаллами, из усадьбы, он и то не пасовал. Потому-то Джек Маршалл не любит Мату. Он и перед Джеком Маршаллом не пасовал. По этой вот причине я сегодня и пришел сюда — такого человека поддержать. Помереть с ним вместе, рядом с ним, если придется. Потому мы все пришли сюда — из уважения. Сражаться рядом с ним. Сражаться. Но с кем сражаться-то? Нет здесь никого. Не с кем нам сражаться. — Тут Клэту оглядел всех нас. А мы все с ружьями стоим. Все наготове. — Давайте посчитаем так, — говорит Клэту, — что дело наше сделано, и по домам разойдемся.