Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Один мальчик поднял руку, и Нед велел ему встать. Мальчик сидел сзади, его почти не было слышно, и Нед сказал, чтобы он говорил громче и не оглядывался на лодку. Ведь если бы нам было что скрывать, мы бы не пришли сюда.

Мальчик спустился ближе к воде.

— Учитель Дуглас, вот вы все время говорите, чтобы мы не слушали мистера Вашингтона, но ведь мистер Вашингтон дает такие советы, чтобы спасти наш народ от истребления. Мистер Вашингтон вырос среди здешних белых, и он знает, что черного могут убить только за то, что он стоит на двух ногах. Может, на Севере этого еще не знают? И еще учитель Дуглас. Ведь мистер Вашингтон советует учиться ремеслу, потому что это поможет нашей стране идти вперед.

Мальчик стоял, опустив руки, пока Нед не сказал, чтобы он сел. Мальчик быстро сел на землю, но по-прежнему не спускал глаз с Неда. Меня охватила гордость. Как хорошо Нед их выучил! Нед улыбнулся и кивнул. Он тоже был горд, что его ученик задал такой вопрос. Он все время находил, что сказать о мистере Вашингтоне, и теперь ему представился случай еще кое-что добавить.

— Я согласен с мистером Вашингтоном в том, что он говорит о ремесле, — начал Нед. — Но ремесло — это еще не все. Мне хотелось бы, чтобы кто-то из моих детей стал адвокатом. Другие — священниками, третьи научились писать книги или представляли бы свой народ в законодательных собраниях. Да, ремесло — это еще не все. Если вы будете работать только руками, а белые — писать законы, ваша жизнь не станет лучше. И второе, о чем он говорил: не навязывайте себя белым, и они вас не тронут. Так вот, я хотел бы рассказать вам небольшую историю. Мою мать убили белые не потому, что она хотела жить с ними рядом. Нет, она решила покинуть Юг, как только узнала об освобождении. Ей и моей сестренке раскроили голову дубинками. В тот день они убили и других, — продолжал Нед, — а потом было еще несметное множество убитых. Согласен, что многих из них убили за то, что они стояли на двух ногах. Но если вы должны умереть, что лучше — умереть, говоря себе: "Я человек", или умереть, говоря: "Я всем довольный раб"? Возможно, мистер Вашингтон искал средство спасти нас от истребления, но с тех пор, как он дал этот совет, а дал он его пять с лишним лет назад, было линчевано более тысячи человек. И только за то, что у них черная кожа.

Нед вытащил платок, вытер лицо, тщательно сложил платок и убрал в карман.

— Может быть, придет день, когда белые потребуют, чтобы вы покинули эту страну под страхом смерти, — продолжал он. — Говорят, это может случиться. Так вот что, воины: белые не знают, сколько нас здесь. Ведь мы для них все на одно лицо. Насчитают десяток, устанут и еще пятерых не заметят. В этом наше преимущество. А сделать нужно будет вот что. Возможно, меня с вами не будет. И я надеюсь, что этого не произойдет. Но если такой день настанет, вот что вам нужно будет делать. Пусть все уезжают, кроме одного молодого человека из каждой семьи. А он пусть спрячется на болоте, в поле, в любом месте, где только возможно. А когда остальные окажутся в безопасности, пусть он начинает жечь — жечь поля, леса, дома, амбары и сараи. Пусть он бежит, бежит, бежит, пока его черные ноги не откажутся двигаться, а черные руки не повиснут без сил. Воины, покажите белым разницу между черными и черномазыми.

Нед замолчал и долго смотрел на нас. Его глаза опять стали печальными. Позади него река была голубой и тихой. Ничто не нарушало ее покоя — кроме лодки справа от нас.

— Давайте помолимся, воины, чтобы такой день никогда не настал, — сказал Нед. — Если же он все-таки настанет, это будет самый тяжкий день в вашей жизни.

Когда Нед кончил говорить, его рубашка была насквозь мокрой. Он вернулся к нам и лег на землю рядом с женой. Все молчали и думали о том, что он сказал нам. Я почувствовала, что Нед смотрит на меня. Какое-то время я не смотрела на него, а следила за людьми в лодке. Но чем дольше я смотрела на лодку, тем сильнее чувствовала на себе взгляд Неда. Тогда я посмотрела прямо ему в лицо. И его глаза сказали мне: "Я умру, мама". Но я знала, что он не боится смерти.

Прошел месяц — а Альбера Клюво нет и нет. Я не думала, что он мучается из-за порученного ему дела: чтоб мучиться, у него соображения не хватило бы. Я думала, он заболел и лежит дома. Я начала спрашивать про него. Не то чтоб я за него тревожилась. Мне нужно было знать, что он делает. Почему вдруг он затаился? Не совесть же в нем проснулась! Она никогда его не допекала. Но кого ни спрошу, никто Альбера Клюво не видел. Когда я ездила в Байонну на Голубе, то проезжала неподалеку от его дома, но всегда находила причину не заглянуть к нему. На обратном пути — то же самое: загляну в проулок, где его дом, а Голубя туда не поверну. Я могла бы за пять минут до его дома добраться, но нет, ни за что.