Ирвин Уэлш - Резьба по живому

Неожиданно рядом снова появляется Джун и показывает на Зал прощания:

— Пора заходить.

Во время службы Фрэнк не узнает о своем мертвом сыне ничего нового. Речь священника — набор банальностей. Но кое-кого она явно успокаивает и утешает. Негромкие причитания Джун периодически прорываются сквозь медикаментозный морок. Франко с Майклом стоят по бокам. Тем временем нижняя губа второго сына отвисает, а глаза тускнеют от угрюмой подозрительности. Майкл ни разу не взглянул на Фрэнка, и тот мысленно признает, что вряд ли вправе его упрекнуть, учитывая, как прошла их последняя встреча. Ну а вообще тут куча знакомых лиц. Есть настоящие друзья, как Микки и парни из боксерского клуба, а есть другие — их он давно вычеркнул из жизни, и они пришли чуть ли не в открытую позлорадствовать.

Помимо Джун и Майкла переднюю скамью вместе с ним занимают Элспет, Грег и Оливия. Джо сидит за ними, видок у него зачуханный, пьянючий, и сразу видно, что руки чешутся. Единственное спасение от тоскливой болтологии священника — труба из «Теско», которая вдруг взрывается шарманочным рингтоном, вынуждая Франко ответить.

— Угу?

— Вы платите слишком высокие проценты по кредитам? — интересуется механический голос.

Франко сбрасывает звонок, а Джун смотрит с олдскульной обидой. Теперь уже всем пора уходить. Он видит Кейт, еще одну из своих бывших: выглядит хорошо, у нее два сына — Крис, лет четырнадцати, и Ривер, лет двенадцати, — от него. Этот ребенок, которого Франко никогда в жизни не видел, не считая пары снимков новорожденного, присланных в тюрьму, поразительно похож на него — больше, чем все остальное его потомство. Фрэнк жмет мальчику руку, спрашивает про школу, велит хорошо учиться и слушаться маму. Это примерно все, на что его хватает, и, к счастью, его перебивают старый сосед Стиви Дункан и его жена Джули. Он сто лет их не видел и рад слышать, что мама Стиви, старая миссис Дункан, еще жива и обретается в жилом комплексе для престарелых в Гордон-корт — там же, где помер дедуля Джок. Франко вспоминает, как она связала ему самый первый зелено-белый «хибзовский» шарф. Хорошие они люди.

— Она бы пришла, Фрэнк, — говорит Стиви, пока они выходят гуськом на холод. — Но у нее ноги — не может долго стоять.

— Жалость какая. Я бы нагрянул к ней как-нибудь.

— Она обрадуется.

За похоронами следуют поминки в гостинице в парке Лит-линкс. К Франко подходят люди, многих старых знакомых насилу узнаешь. Гэвин Темперли раздулся как шар.

— Ставлю на Коралла, Гэв, — шутит Франко.

— Кудряво живешь, — улыбается в ответ Темперли со слабо скрываемой безнадегой в голосе.

Потом в ушах звучит еще один голос, запинающийся и скользкий:

— Здоров, Франко…

Он поворачивается и видит худого потасканного мужичка с жирными рыжевато-седыми космами, под которыми тускло блестят большие темные глаза, глубоко ввалившиеся на бледном как смерть лице.

— Здоров… — с опаской отвечает Франко. — Как оно ничего?

— Сам все видишь, Франко.

Спад Мёрфи так постарел и сморщился, что, если бы не заговорил, Франко не смог бы удостоверить его личность.

— Да ну, не так уж все и хреново.

Улыбка висельника немного оживляет лицо Спада.

— Жалко Шона. Хреновый город, Франко. Все поменялось. Теперь это хреновый город, прикинь, — причитает Спад.

Франко кивает: с этим в принципе не поспоришь. У всех городов есть хреновые стороны: этот не хуже и не лучше любого другого. В Калифорнии они жили всего в нескольких милях от того места, где обеспеченный сынок режиссера устроил беспредел и перестрелял людей только потому, что баба не дала. «Слава яйцам, тут хоть стволов не носят», — ехидно думает он, глядя на беднягу Спада. Несмотря на кинообраз, милитаристскую внешнюю политику и подспудный расизм, Америка в целом культурная страна, если сравнивать со здешними реалиями. Но то, что они разрешают психам покупать оружие, — вот это не лезет ни в какие ворота.

Через плечо Спада он видит Джун: она все еще в слезах, и Оливия ее успокаивает, а Майкл наблюдает почти равнодушно. Глубоко внутри у Франко что-то странно отзывается.

«Дыши…

Раз… два… три… кто же мы…»

Подумать только — когда-то это была его семья, а вот со всеми этими он когда-то был не разлей вода. Он представляет себе Мел, Грейс и Еву, пытаясь выделить отдельные черты, пока их лица мелькают в мозгу, представляет своих друзей Ральфа и Хуана, даже своих сватов и своего агента Мартина под солнцем Калифорнии. И эту беспросветную дыру еще называют Солнечным Литом! Чума. Жизнь нередко казалась просто бессмысленным приколом. Либо тебе бросают в рожу пирог с кремом, либо ты уссыкаешься над тем, в кого его бросили.