Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Он оставался лежать, слыша, как приближается звук. На изгибе трассы возникло снежное облако с черной сердцевиной. Охваченные легкой метелью, мчались машины — «мерседес» и сопутствующий джип. Надвинулись, скользнули мимо трейлера, вышли на рубеж взрыва. Он понимал, что проиграл, что все напрасно, что субстанция, опустошившая его душу, лишившая воли и смысла, проникла в пластид, обезвредила взрывную силу, разрушила молекулярные связи, преобразив ударное возгорание в вялое тление. И понимая это, приблизил омертвелую руку к «взрывмашинке», нажал кнопку. Ему показалось, что из «машинки» выскочил красный насмешливый карлик, уродливый злобный божок. Кнопка ушла в глубину. На обочине, среди вихря проносящихся черных автомобилей, слабо полыхнуло. Ударил не взрыв, а хлопнула петарда, рассыпала искры «шутиха». Две черные, охваченные снегом машины промчались, исчезая вдали. Колокольцев приподнялся на колени. Открывшаяся пустота с синей текущей гарью вдруг стала меняться. Наполнялась иным ошеломляющим содержанием.

Сидевшие у колеса «дальнобойщики» отпрянули и скрылись за трейлером. Торец фургона открылся, и оттуда, из темного зева, полыхнули три оранжевых факела. Ударили три пулемета, вонзая пули в опушку, в заросли чахлой ольхи, в грудь и лицо Колокольцева. Простреленные сердце и мозг, выбитые глаза не успели увидеть, как из трейлера посыпались на дорогу гибкие черные черти. Сжимая автоматы, под прикрытием пулеметов кинулись к опушке, рыхля ботинками снег.

Атаман Вуков успел пустить длинную долбящую очередь. Но стальные сердечники пробили ему плечо, вырвали из рук автомат, развернули и опрокинули. Он еще пытался подняться, старался дотянуться до «Калашникова». Но черти облепили его, дубасили ногами, били прикладами. Сбрасывая с себя орущих чертей, он видел, как в прорезях масок сверкают глаза, краснеют губы, высовываются мокрые языки. Его завалили, заломили руки, нацепили наручники. Волоком потянули к обочине. Командир ОМОНа стянул с головы черный чехол. Дыша паром, толкнул ногой бездыханного Колокольцева. Наклонился, рассматривая шрам на кровавом лице, набрякшую кровью грудь.

Протянул руку туда, где на шее чуть виднелась золотая цепочка. Вытянул золотой крест, с силой рванул.

Сарафанов торопился с утренним завтраком, собираясь покинуть коттедж и отправиться в город, где должно было осуществиться восстание. Шествие народных масс под водительством коммуниста Кулымова. Православные проповеди отца Петра и его приверженцев. Вступление в столицу поднятых Буталиным армейских частей. И все это начнется с устранения нефтебарона Ефимчика, главного стратега ненавистного «Ханаан-2», врага «Пятой Империи» русских.

Сарафанов облачился в костюм, по телефону подозвал машину к крыльцу. Включил телевизор.

После традиционной заставки с метущимися конями взволнованный комментатор сообщил:

— Как только что стало известно, на подмосковной трассе в районе поселка Опалиха было совершено покушение на главу «Нефтегазбанка», президента корпорации «Нефтегазориент» Льва Ефимчика. Машина банкира едва не подорвалась на заложенном у обочины фугасе. К счастью, видный предприниматель и общественный деятель не пострадал. Силами подоспевшего ОМОНа был уничтожен один террорист, другой ранен и арестован. Личности нападавших выясняются.

Сообщение ошеломило Сарафанова. Он вдруг почувствовал, как мощная сила сдавила виски столь крепко, что хрустнули кости.

Нина, жена генерала Буталина, ждала возвращения мужа, чтобы вместе с ним отпраздновать двадцатипятилетие свадьбы. Генерал обещал вернуться домой пораньше в их загородный красивый коттедж, куда они переселились из Москвы. Нина накрыла в гостиной стол, расставила хрусталь и фарфор. Поместила среди приборов подсвечники с праздничными розовыми свечами. Приготовилась прочитать мужу сочиненный накануне стих, где были такие слова: «И пусть в голове твоей седина, /Пусть много в глазах утрат,/ Я выпью бокал за тебя до дна,/ Ведь ты мне дороже стократ». Она нарядилась в темно-зеленое шелковое, с таинственными переливами платье, так идущее к ее зеленым глазам, смуглому лицу, на котором увядание уступило место в этот вечер воодушевлению, нежности, волнующим воспоминаниям о той поре, когда муж, статный офицер, в расцвете карьеры сделал ей предложение. Они плыли по Волге на белом теплоходе, играл оркестр, они танцевали на палубе среди чудесных раздолий, текущих вод, казавшегося бесконечным счастья. В приготовленном стихотворении были такие слова: «Еще одна война, еще один поход. /И я тебя ждала, как Ярославна. / Ты помнишь наш чудесный теплоход, / Плывущий в Астрахань из Ярославля?»