Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

— Еврейские банки — русские слезы, — угрюмо хмыкнул атаман.

— «Из сотен тысяч батарей за слезы наших матерей, за нашу Родину — огонь, огонь!» — тихим звенящим голосом пропел Колокольцев, ощутив упругую бодрость своего нестарого натренированного тела, предвкушавшего взрыв.

Крутом было безмолвие леса, тянулась ночь, в которой он, Колокольцев, был жарким, бодрствующим центром. В его сердце жило неостывающее чувство, недремлющее знание — о его предначертании, его избранности и неповторимости. Мир вокруг был выстроен так, что движение пальца, надавившее кнопку «машинки», растерзает не только ненавистный «мерседес», но и все громадное жестокое иго, придавившее народ, околдовавшее народную душу, оцепенившее волю, убивающее поминутно тысячи русских людей. Через час это иго сотрясется тугим красным взрывом, от которого начнет распространяться взрывная волна, от подмосковной опушки до побережья трех океанов, пробуждая от сна омертвелый народ, подымая его на восстание, рождая народных вождей и героев. Огненный вихрь восстания станет захватывать все новые и новые земли до Памира, Тянь-Шаня, Кавказа, возвращая в лоно Империи оторванные, отпавшие доли, соединяя рассеченный народ в единое братство. Это осознание своего мессианства, своей избранности и посвященности вызывало любовь к миллионам неведомых, но обожаемых и родных людей, которым он посвящал свой подвиг. Это осознание своего с ними братства взволновало его, обратило к близкому, лежащему рядом Вукову.

— Слушай, атаман, нет у меня ни сестер, ни братьев, и ты мне вроде как брат. Брат по оружию.

— Все мы братья во Христе, — согласился атаман, чьи мысли невнятными кругами блуждали по огромному миру.

— Что тебе подарить на память? Чтобы посмотрел и вспомнил, как мы с тобой лежали в снегу. Еще над Россией была глухая ночь, но уже приближался рассвет. И это мы с тобой его приближали. Что тебе подарить, брат мой?

— Можно часами махнуться, — подумав, сказал Вуков, — а можно автоматами. У казаков есть обычай — брататься, меняться крестами. Давай побратаемся.

Оба они стали рыться в своих стеганых куртках, проникая в нагретую глубину, под фуфайки, под вязаные свитера, к теплому телу, на котором таились нательные кресты. Колокольцев осторожно, стараясь не порвать хрупкую цепочку, снял свой серебряный тонкий крестик, протянул атаману. Тот ссыпал в ладонь Колокольцеву тяжелую золотую цепочку и большой золотой крест. Колокольцев ладонью почувствовал на морозе нагретый металл. Они надели кресты, застегнули распахнутые куртки. Тихо лежали. Колокольцев чувствовал на груди подаренный крест, который отдавал ему тепло обретенного брата.

Перед самым рассветом с неба ушли облака. В черных елях открылись звезды. Колокольцев смотрел на темный, уходящий ввысь конус дерева, окруженный звездами.

Перед рассветом шоссе стало оживать. С сиплым грохотом, окутанный дымом, в поселок прошел мусоровоз, чтобы успеть на исходе ночи опорожнить железные, наполненные мусором баки. Промчалась шальная шелестящая машина, рассылая впереди аметистовый пучок света, брызнув на прощанье рубиновым огнем. Протарахтел одинокий мотоциклист, какой-нибудь егерь или служитель из окрестных деревень, кормившихся за счет богачей поселка. Расшвыривая фиолетовые и оранжевые сполохи, пролетела милицейская машина-то ли дорожный патруль, то ли ранняя автоинспекция. Колокольцев провожал машины зорким тревожным взглядом. Посматривал на светящиеся командирские часы. На «взрывмашинку», напоминавшую уснувшего зверька, который от легкого касания проснется, встанет на обочине ревущим, черно-красным зверем. Небо начинало синеть. До появления Ефимчика оставалось полчаса.

Миллиардер, нефтяной магнат, доверенный казначей президента Роман Львович Ефимчик покидал свой загородный великолепный дворец всегда в одно и то же время, запуская хронометр бесчисленных переговоров, встреч, селекторных совещаний, из которых уже многие годы состояла его жизнь. Перст таинственного неизреченного божества однажды указал на него, скромного математика, служившего в статистическом управлении. Среди множества цифр и алгебраических уравнений, хитроумных формул и компьютерных программ стала вырисовываться загадочная теорема его судьбы, мистическая формула его предначертания, кабалистическая математика его богоизбранности. В его маленькие изящные ручки попадали нити социальных отношений, вовлекавшие его в сокровенные центры политики и бизнеса. К его ловким ухоженным пальчикам стягивались струны человеческих страстей и неудержимых влечений, позволявших ему слышать музыку «мировых сфер». В его крепких твердых ладошках замыкались электрические провода, питавшие гигантский ротор мировых финансов. Ему открывались знания, закрытые другим. Он создавал незримые двигатели, крутившиеся в руслах финансовых рек, приносившие ему баснословные богатства. Он совершал открытия, переносившие его с одной вершины на другую, помещая на Олимп мирового сообщества, где когорта избранных олимпийцев, вершителей судеб, провидцев будущего мановением рук меняла образ мира, навевала человечеству галлюциногенные сны, ввергало в парализующий ужас, сотрясало религиозными войнами и техногенными катастрофами, перебрасывая с континента на континент драгоценные углеводороды, триллионы виртуальных богатств. Он изумлялся своей судьбе, чувствуя постоянное присутствие чьей-то охраняющей и руководящей воли, слыша ночами шепоты повелевающего голоса, различая среди множества причин и сиюминутных обстоятельств одну-единственную, побуждающую причину — волю незримого и вездесущего божества, сделавшего его, Ефимчика, своим избранником.