Александр Проханов: Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Алексей Сергеевич Сарафанов носил свое лицо шестидесятилетнего человека, сухое, в резких морщинах, с карими, настороженными глазами, как маску, под которой таилось другое лицо — молодое, страстное, с восторженными очами, с мягкой улыбкой насмешливых сочных губ. Это второе лицо, словно свежая, многоцветная фреска, силилось проступить сквозь позднюю роспись, тусклую, серо-стальную, с процарапанными линиями бровей, подбородка, скул. Маска была непроницаемой. Лишь в узких металлически-блестящих зрачках внезапно вспыхивала таинственная голубизна, как луч лазури, пробившийся сквозь осенние тучи.

Сарафанов находился в центральном офисе своей корпорации «Инновации — XXI век». Красивый кабинет был увешан холстами модных авангардистов, среди которых плоский экран «Панасоника», компьютеры и телефоны смотрелись как элементы интерьера из журнала «Архитектура и дизайн». В просторном окне двадцатого этажа розовая, в морозных дымах, с туманными проблесками проспектов, золотом куполов, белой дутой реки дышала Москва. Казалась окутанной паром купальщицей, встающей из крещенской проруби. Посылала в окно кабинета телесный перламутровый отсвет. Сарафанов в удобном кресле чувствовал зрачками, губами это перламутровое сияние. Выслушивал доклад своего помощника по особым поручениям Михаила Ильича Агаева. Тот, не присаживаясь, стоя, заглядывал в листок бумаги с перечнем сиюминутных проблем. Стройный, высокий, с молодым утонченным лицом, золотистыми породистыми бровями, он являл собой тип аристократа с нервной чуткостью тонкого носа, изящной, чуть насмешливой линией губ, серыми умными глазами. Почтение к начальнику сочеталось с благородной независимостью и легкой отчужденностью от персоны, которой вынужден был служить. Именно эта отчужденность занимала Сарафанова. Используя свою проницательность, ценя в Агаеве ум, расторопность, безоговорочную преданность, он пытался понять, что скрывается за этой легкой, непреодолимой завесой — гордыня? Тайная ущербность? Глубинный замысел, куда не было доступа ни единому человеку?

— Звонил Блюменфельд из Еврейского конгресса. Был предельно любезен, даже льстив. Просил напомнить о вашем обещании помочь школе для особо одаренных еврейских детей. Я ответил, что мы выполняем наши обещания.

Агаев спокойно и слегка вопросительно смотрел на Сарафанова, желая убедиться в правильности своего ответа. Сарафанову нравилась эта корректная неуверенность. Помощник знал пределы, в которых ему дозволялось быть самостоятельным, не выступая за границы очерченных шефом полномочий.

— Еврейский конгресс не должен сомневаться в нашей надежности. Наша репутация солидной, дружественной Конгрессу организации приносит нам дивиденды во многих областях. Это стоит того, чтобы финансировать воспитание двух десятков еврейских гениев. Но вы замечали, Михаил Ильич, что евреи в детстве почти все вундеркинды. Но затем их интеллектуальный рост резко тормозится, они останавливаются в развитии, а некоторые стремительно деградируют и сходят с ума. Так действует заморозок на преждевременно расцветшие вишни.

— Русские морозы остановили Наполеона и Гитлера. Остановят и все другие нашествия, — чуть улыбнулся Агаев.

Две тонких колкости в адрес евреев, которыми они обменялись, доставили Сарафанову почти оптическое наслаждение, словно драгоценный проблеск слюды в темном граните. Чуткий физиономист, Сарафанов с симпатией созерцал лицо помощника — золотистый отлив волос, узкую кость висков и скул, удлиненный нос и подбородок. Если бы Агаев носил усы, то являл собой образ русского офицера из бунинских или чеховских рассказов. А если бы лицо его окружала бородка, то его лик приобрел иконописное сходство, как на иконе Бориса и Глеба, — два русских князя бок о бок скачут на алом и темном конях среди днепровских круч и утесов.

— В прошлый раз, Алексей Сергеевич, мы говорили об обломках «ЮКОСа», стоит ли их подбирать. Есть выгодные предложения по нефтехимии Омска. При соответствующих усилиях мы могли бы войти туда с контрольным пакетом.

— Я продолжаю думать об этом. Получил сигналы из европейских кругов, что они предпочитают видеть владельцами нас, «своих», как они выражаются, а не выкормышей «чекистов» с криминальным душком. Если мы возьмем нефтеперегонный завод, то сможем применить на нем нашу уникальную технологию крекинга, углубляющую переработку на шестьдесят процентов. Вот видите, как выгодно слыть атлантистом.