Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Я постучал, затем подождал немного. Никаких признаков жизни. Вне себя от нетерпения я забарабанил сильнее. Наконец кто-то подошел открыть дверь. Передо мной стоял мужчина в домашних туфлях, без пиджака. Никелевые пряжки его подтяжек блестели.

Он вопросительно посмотрел на меня. Неужели это он?.. Я увидел лицо со впалыми щеками, в глубоких морщинах, от румянца и загара не осталось и следа, некогда густые черные волосы теперь лежали жалкими прядями. Но глаза были те же! Марсель! Да, это был он!

— Марсель! Марсель! — сказал я прерывающимся голосом, охваченный радостью встречи.

Марсель шагнул ко мне. Внимательно, но отчужденно взглянул на меня. И вдруг лицо его просветлело.

— Ты? Здесь, в Париже?!

Он обнял меня, поцеловал, потащил к себе в квартиру…

В тот день когда Марсель тихим голосом рассказал мне обо всем, что произошло с Ивонной, я, должно быть, стал другим человеком. Однако я понял это гораздо позже. С тех пор во мне будто что-то оборвалось или затвердело, как камень. Работа стала для меня всем: поддержкой, утешением, удовлетворением, целью.

С первых же дней немецкой оккупации Ивонна примкнула к маки́, французскому движению Сопротивления. Она была в группе Марселя.

Марсель рассказывал, что Ивонна часто говорила обо мне, о товарище Карле и о других немецких антифашистах, с которыми она познакомилась в Париже. Рассказывала о тех, кто сражался на стороне республиканской Испании. Ивонна всегда верила, что есть другая Германия. Она часто говорила об этом, даже в самые тяжелые времена немецкой оккупации, когда нацисты, чиня произвол, арестовывали людей и расстреливали их как заложников; когда французов, участников движения Сопротивления, и евреев — мужчин, женщин, даже детей — отправляли тысячами и десятками тысяч в Германию и Польшу в концентрационные лагеря и лагеря смерти; когда многих ее соотечественников угоняли на принудительные работы в Германию. Все это не смогло поколебать уверенности Ивонны в том, что есть другая, лучшая Германия. И лучшие ее люди — немецкие антифашисты.

В группе маки любили Ивонну. Ценили ее чуткое и сердечное отношение к товарищам, ее готовность к самопожертвованию, ее хладнокровную смелость. О чем бы ни просили Ивонну, какое бы опасное задание ей ни поручали, она никогда не отказывалась, никогда не увиливала, ни разу не сказала «нет».

Ивонна была молодой, красивой женщиной, вся жизнь у нее была еще впереди! Она многого ждала от жизни!

Два года все шло благополучно… Но однажды темной дождливой ночью случилось непоправимое.

В ту ночь, разбившись на маленькие группы, они писали на стенах лозунги. Ивонна пошла на задание с Марселем и еще с одним товарищем. У Марселя было ведерко с краской и кисть. Ивонна с товарищем должны были стоять на ближайших перекрестках и предупреждать об опасности.

Все трое уже долгое время находились на улице. Париж словно вымер. В этот поздний час французам, кроме тех, кто имел специальное разрешение, было запрещено появляться на улице. И, несмотря на это, до сих пор им везло. Но вот тройка вошла в узкий переулок. Марсель начал писать на стене дома:

Справа от Марселя у перекрестка стояла Ивонна. Другой товарищ наблюдал за левым углом. Вдруг он тихо свистнул и в тот же миг кинулся к Марселю. Вот он подбежал к нему. Марсель уронил ведерко и кисть, и они вместе бросились к Ивонне. Поравнялись с ней и увлекли ее за собой.

В глубине улицы появился военный патруль, солдаты в стальных касках. Громкий голос приказал: «Стой! Ни с места!» В тот же момент тишину разорвали два выстрела.

Трое достигли ближайшего поворота и уже собирались были свернуть за угол, когда Ивонна вдруг вздрогнула и опустилась на колени. Марсель и другой товарищ подхватили ее под руки. Они свернули за угол и, повинуясь внезапно мелькнувшей мысли, бросились вниз, в какое-то полуподвальное помещение.

Там стояли они, пригнувшись, и ждали, стараясь сдержать прерывистое дыхание. Каждый нерв был натянут как струна. Марсель закрыл Ивонне рот рукой. Но Ивонна и так молчала, безжизненно повиснув у них на руках. Видимо, была без сознания.

Вскоре через железные перила лестницы они увидели пробегавших мимо солдат. Вернее, они увидели только высокие сапоги. Больше ничего.

Тяжелый топот кованых сапог замер. Снова наступила тишина. Зловещая тишина. Еще несколько минут они продолжали ждать.

Марсель опустил Ивонну и подошел к двери квартиры, тихонько постучал. Никого. Он постучал снова, громче. За дверью послышались шаркающие шаги. Владельцы квартиры наверняка не спали и, конечно, уже давно боязливо прислушивались к шуму, как, впрочем, и все жители этой улицы.