Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

И тут я увидел у маленького окошка ту же консьержку. Она поседела и вся как-то ссохлась, но я сразу узнал ее. В руках она держала вязанье, точно так же, как семь лет назад! Старая женщина подняла голову от работы.

— Bonjour, madame… Я хотел бы пройти к мадемуазель Гранжье, — торопливо, задыхаясь от волнения, проговорил я. Мой собственный голос показался мне чужим.

Старая женщина посмотрела на свое вязанье, будто я говорил о нем. Затем снова взглянула на меня. Ее рот полуоткрылся, но она ничего не сказала. Она пытливо всматривалась в мое лицо своими большими темными глазами. «Она ведь даже имени моего никогда не знала!» — пронеслось у меня в голове.

Теперь она, кажется, вспомнила меня. Но что это? Может быть, я испугал ее?

— Мосье! Мосье! Вы к мадемуазель Гранжье? — спросила она.

— Oui, oui! К мадемуазель Гранжье! — повторил я и почувствовал вдруг, как что-то сжалось у меня внутри.

Старая женщина глубоко вздохнула.

— Разве вы ничего не знаете? — проговорила она и продолжала как-то нерешительно: — Мадемуазель Гранжье уже давно не живет здесь! Однажды вечером она ушла и больше не вернулась. Это было давно. В начале оккупации.

И чем дольше говорила старая женщина, тем глуше, как сквозь туман, доносились до меня ее слова.

— Но не может же человек пропасть бесследно! — вырвалось у меня.

Конечно, нет! Но консьержка клялась, что больше она ничего не знает. В квартире теперь живут другие люди. Еще с тех пор. И никто из квартирантов ничего не знает о мадемуазель Гранжье. С того вечера ее уже никто не видел и ничего о ней не слышал. Все это, конечно, очень странно. Конечно, но…

Старая женщина замолчала. Она печально покачала головой. Я стоял и смотрел на нее, не в силах выговорить ни слова. Казалось, какие-то железные тиски сжали мое сердце. Мои мысли и язык были словно парализованы. Наконец я с большим трудом произнес!

— Могу я подняться наверх?

— Naturellement… Naturellement… — с сочувствием сказала консьержка.

«Зачем мне это? Ведь Ивонна больше не живет здесь!» — подумал я и все же сказал:

— Merci, madame, merci…

Я повернулся и стал подниматься по лестнице. Ступенька, еще ступенька, второй этаж, третий. Медленно, тяжелыми шагами поднимался я наверх. Четвертый этаж! Здесь! Направо! Еще несколько шагов по площадке, и вот уже я стою перед квартирой Ивонны. На двери табличка с чужой фамилией. Да, конечно! Я стоял, бессмысленно уставившись на это имя. Стоял и прислушивался. Тишина. Безмолвная тишина. Я слышал только свое дыхание. И вдруг из квартиры донеслись детские голоса. У новых квартирантов дети…

Я прислонился к прохладной стене и закрыл глаза. И тут же передо мной возникла Ивонна. Как тогда, она шла со мной рядом, смеялась и шутила. А затем, прощаясь, сказала: «Au revoir, chéri… Au revoir…»

В последнюю минуту я с чемоданом в руке остановился здесь, на площадке, и оглянулся. Она стояла, прислонившись к косяку, как бы ища опоры. В ее лице что-то дрогнуло. Но она улыбалась…

Я выпрямился. Я вдруг понял, что должен делать, что я давно должен был сделать. К Марселю! К Марселю Дюрану! Я бросился к лестнице. Большими шагами, перепрыгивая ступеньки, сбежал вниз и промчался мимо консьержки, не остановившись, не сказав ни слова, не попрощавшись.

Находясь тогда в Париже, я только один раз был с Ивонной у Марселя. Ивонна относила ему отпечатанные статьи для районной газеты. Марсель жил со своей семьей в старом многоквартирном доме. Найду ли я теперь этот дом? А что, если Марсель уже не живет там? Что тогда?! «Тогда мне наверняка в моих поисках поможет Гастон, — размышлял я. — Он свяжет меня с Французской компартией».

Подойдя снова к метро, я посмотрел на схему маршрутов. Вот эта линия! Да, да, я должен ехать по этой линии, до четвертой остановки. В тот раз мы выходили именно там.

Выйдя из метро, я тут же все вспомнил, хотя уже был вечер и горели фонари. От метро до дома Марселя всего несколько кварталов. На углу улицы большой жилой дом, внизу бистро… Правильно! Так и есть. Теперь надо завернуть, а затем идти прямо…

— Дюран? — повторила консьержка.

— Oui, madame! Дюран! — подтвердил я взволнованно.

— Третий этаж!

«Он еще здесь! Он все еще здесь!» — пронеслось у меня в голове.

— Merci, madame, merci! — чересчур громко от возбуждения поблагодарил я консьержку.

Я быстро взбежал по лестнице. Одна за другой мелькали двери. На лестничных клетках и в многочисленных коридорах тускло горели маленькие электрические лампочки. На табличках с фамилиями едва можно было что-нибудь разобрать. Здесь! Марсель Дюран.