Эли Макнамара - Маленький цветочный магазин у моря

Я смотрю на него.

— Повтори.

Чарли озадачен.

— Что повторить? Про башмаки?

Я мотаю головой.

— А, что ты бунтарка? — Он ухмыляется. — Что, в точку?

Я оглядываюсь на магазин. Среди всего столпотворения внутри я вижу только бабушкину конторку, и на краткое мгновение меня отбрасывает во времени назад…

— Ты это узнаешь, Чарли Эшер.

Мы с Чарли несемся, как два школьника — строго говоря, Чарли и есть школьник, но мне сейчас не до этого, — вдоль порта, через город, вверх по Пенгартенскому холму, туда, где над бухтой Сент-Феликса высятся скалы.

Знаю, что не следовало бы удирать в день открытия, но останься я еще ненадолго в толпе среди цветов, и меня вырубило бы. Такое уже случалось, и я не хочу поднимать суматоху. Довольно того, что у меня есть эти пунктики — не хватало еще их афишировать. Пятнадцать лет справляюсь сама, не считая чудика-психолога, и ни с кем делиться не намерена.

Ветер на скалах порывистый и сильный, и я все время убираю волосы с лица, чтобы видеть дорогу. Ну и пусть: главное — дурнота отпустила. На самом деле полегчало, как только мы припустили от магазина.

— Куда мы идем? — спрашиваю я Чарли, когда мы взбираемся вверх по тропе, уводящей от Сент-Феликса, и он сворачивает к морю.

— Увидишь, — говорит он. — Только осторожно, тут земля осыпается.

Я останавливаюсь, чтобы оглядеться по сторонам. Мы на распутье: одна тропа уходит к замку Трекарлан, другая тянется вдоль скал.

Я колеблюсь, не зная, куда свернуть. С замком у меня связаны особые воспоминания, обязательно надо выкроить время, чтобы туда наведаться. Это же совсем близко.

Но Чарли сворачивает с тропы и спускается по склону, поросшему травой. Я иду следом, внимательно глядя под ноги. А когда поднимаю глаза, то обнаруживаю, что Чарли исчез.

— Чарли! — кричу я. Куда он подевался?

Я уже успеваю вообразить изувеченные останки у подножия скал, когда раздается голос:

— Поппи, спускайся сюда!

Мне видна сверху только белобрысая макушка.

— Как ты туда забрался?

Я сажусь на траву и свешиваюсь вниз, высматривая, где он.

— Посмотри левее, — отзывается он. — Там в скале выбиты ступени. Спускайся по ним, только осторожно.

Я смотрю туда, куда он указывает, и действительно вижу подобие сбитых ступеней, густо поросших травой и дикими цветами.

Цепляясь за пучки травы, я осторожно спускаюсь вниз. Приходится каждый раз тщательно выбирать, куда ставить ногу. Мы в опасной близости от края, а внизу среди волн угрожающе поднимаются заостренные камни. И только сойдя с последней ступени на ровную землю, я решаюсь как следует оглядеться.

— Ого! — вырывается у меня. Оказывается, мы с Чарли стоим на узенькой ровной площадке, притулившейся к скале. — Это изумительно!

Но поражает не только эта площадка, скрытая от посторонних глаз, но и открывающийся вид.

Из этого тайного уголка на многие мили вдаль видны лишь ярко-синее море да голубое небо над ним.

— Обалденно, — говорю я, не сводя глаз с панорамы моря. — Как ты нашел это место? Случайно?

— Да.

Чарли по-турецки садится на сухую охапку папоротника, оставленную, видимо, для удобства тех, кто захочет подолгу любоваться видом отсюда. Я устраиваюсь возле него.

— Когда мама умерла, мне хотелось держаться от всех подальше. Однажды бродил, не зная, куда деваться, и нашел этот уголок.

— Удачно, — ляпаю я и тут же чувствую себя полной дурой. Вечно что-нибудь брякаю в таких ситуациях. — В смысле нам всем нужно такое убежище, когда теряешь кого-то дорогого.

Чарли косится на меня.

— Так ты тоже, да?

— Что?

— Кого-то потеряла?

Я колеблюсь мгновение, но тут же выкручиваюсь.

— Да, бабушку. Я потому и приехала в Сент-Феликс.

— Да, конечно, — кивает Чарли. — Твоя бабушка. Я забыл, извини.

Несколько минут мы молча смотрим на чаек, кружащихся над волнами и время от времени стремительно кидающихся вниз за добычей.

— Так почему ты не любишь толпу? — спрашивает Чарли. — Тебе же явно стало плохо там, в магазине.

— В детстве был несчастный случай, связанный с толпой. С тех пор у меня фобия.

— Ясно. — Чарли призадумывается. — Так вот почему оказалось так легко тебя увести.

— Наверное. И это, и много всего.

— Не хочешь выговориться? — Чарли произносит это с таким же трудом, с каким, я заметила, он только что упоминал свою маму. — Знаю, так обычно спрашивают. Это не означает, что кто-то готов тебя слушать, но так принято.