Алан Холлингхерст - Библиотека плавательного бассейна

После студентов показали небольшой мрачный фрагмент фильма с участием неких усатых типов постарше — среди них был даже лысый. Внезапно показ прервали, и без всяких вступительных титров начался другой фильм, очень радостный, снятый вне стен студии. Смотря подобные фильмы, я неизменно получал удовольствие от последующих эпизодов с их избытком грубой чувственности, однако наиболее трогательными мне казались именно первые кадры: мужчины накачивают мышцы, поднимая штангу, убивают время на улице или на пляже, еще ожидая той метаморфозы, которой потребует от них наше воображение.

В данном случае, к примеру, мы находились во дворе фермы. На солнышке, прислонясь спиной к двери амбара и упершись в нее ногой, стоял мальчишка с золотистыми волосами, в потертых синих джинсах и белой нижней рубашке. Крупный план позволял полюбоваться тем, как он жмурится от солнечного света, как дергается соломинка, сжатая его губами. Мы медленно перемещались вниз, задержавшись возле видневшихся сквозь рубашку твердых сосков, когда их легко коснулась его рука, и снова задержавшись — на сей раз у скрытой под штанами, но многообещающей промежности. В другом конце двора таскал мешки с удобрениями второй мальчишка, тоже белокурый. Мы смотрели, как напрягается его обнаженный мускулистый торс, когда он взваливает мешки на плечо, следили за тем, как пот течет по шее и спине, любовались его пухлой, обтянутой джинсами попкой, когда он наклонялся. Взгляды мальчишек встретились. Оба крупных плана говорили о любопытстве и вожделении. Так неторопливо, точно движение на экране чуть замедлилось, один парень, по пояс голый, подошел к другому. Они встали рядышком, оба невероятно красивые, лет восемнадцати или девятнадцати. Мальчишки шевелили губами — они разговаривали, но фонограммы не было, и потому мы слышали только трепещущую, волнующую музыку кинозала. Парни общались беззвучно — так, словно мы не то видели их во сне, не то наблюдали за ними в бинокль, находясь вне пределов слышимости. Изображение было ярким от солнечного света и не совсем резким, отчего приятные черты мальчишек сливались в белокурый нимб. Судя по всему, парень в рубашке о чем-то спросил приятеля, они повернулись и скрылись во тьме амбара.

Интересно, где их находят, подумал я, ведь в жизни таких замечательных мальчиков не встретишь. И тут я вспомнил, что где-то прочел о том, как некий калифорнийский искатель талантов за двадцать или тридцать лет собрал в своем архиве снимки трех с лишним тысяч мальчишек, а один юнец, тайком порывшись в папках после съемки в студии, нашел фотографии своего родного отца, позировавшего давным-давно.

Тем временем в зале появились новые зрители, правда, разглядеть их было нелегко. Если солнечные вступительные кадры освещали зал и отбрасывали свою ауру на немногочисленную публику, сидевшую в передних рядах, то сексуальные сцены в амбаре были сняты в полумраке, отчего у зрителей возникала иллюзия уединения в темноте. Я вытащил через ширинку свой полустоячий пенис и принялся небрежно его поглаживать.

Один из новых посетителей торопливо подошел к совершенно свободному первому ряду, который в этом тесном зальчике находился всего в нескольких футах от экрана. Зашуршали бумажные пакетики, и я увидел силуэт вошедшего: он снял пальто, аккуратно сложил его, положил на соседнее кресло и сел. Шуршание послышалось вновь, и я решил, что наверняка видел этого человека еще тогда, когда пришел в «Брутус» впервые: бойкий маленький старичок лет шестидесяти пяти сидел, завороженный фильмами, точно школьница, приглашенная на романтическую кинокартину для семейного просмотра, и, пока на экране разворачивалось действие, шуршал пакетиком с леденцовой карамелью. Наверно, он каждую неделю откладывал на этот культпоход пятерку из пенсии — и еще тридцать центов на мятные леденцы. С каким нетерпением, должно быть, ждал он этого дня! Его полная погруженность в воображаемый мир на экране была абсолютно невинной. Мог ли он вспомнить то время, когда сам вел себя так же, как эти беспечные пылкие юноши, которые сейчас обнимались и отсасывали друг у друга на сеновале? Или же всё это было символом созданного нами нового общества, способного удовлетворять любые желания?

Старик вполне довольствовался своими леденцами от кашля, мне же требовалось оральное наслаждение несколько иного рода (самым подходящим широким термином я счел жаргонное словечко «сосалки» — так в Винчестере [45] Старейшая привилегированная мужская средняя школа в г. Винчестере. называют конфеты). Но только не от субъекта, как раз в этот момент вышедшего на разведку в задние ряды, одного из тех упитанных очкастых юных китайцев, которые — наряду со свободными до вечера коммерсантами и довольно известными преподавателями из «Оксбриджа» — частенько наведывались в подобные заведения и с надеждой носились от ряда к ряду, причем так упорно, что время от времени все-таки добивались своего.